Сергей Кремлев - Ленин. Спаситель и создатель

Устрялов был политически хаотическим человеком, он путал национальное и классовое, был наивен в своей уверенности в том, что придёт время, и «личная злоба» уступит место пониманию национального величия Ленина.

Не в личной злобе была суть, а точнее – не только в личной злобе. Конечно, в том, что писал о Ленине тот же Струве (и ему подобные), присутствовал и личный момент, но определяющей была тут классовая ненависть, классовая злоба! А эта злоба имущих к великому выразителю интересов неимущих будет жива до тех пор, пока мир будет разделён на тех, кто – по словам Талейрана – стрижёт, и тех, кого стригут…

О какой личной злобе к Ленину может быть речь, если иметь в виду, например, тёзку Ленина Владимира Жириновского? Но ведь злобен последний, как не просто злой цепной пёс, а как, просто-таки бешеная собака! И здесь срабатывает не личная, а классовая злоба, замешанная, правда, как и у Струве, на потаённом понимании собственной человеческой никчёмности и политической мелкотравчатости…

Вспомним, что писал – не для печати, а сам для себя, Ленин в ночь 29 декабря 1900 года, оставшись наедине с собой после долгого и тяжёлого разговора, в котором участвовали Потресов («Арсеньев»), Засулич («Велика»), Струве («Близнец») и жена Струве.

Ленин взялся тогда за перо, чтобы « записать свои впечатления от сегодняшней беседы с „близнецом“ …», и писал, что это было « знаменательное и „историческое“ в своём роде собрание (Арсеньев, Велика, близнец + жена + я), по крайней мере историческое в моей жизни, подводящее итог целой – если не эпохе, то странице жизни и определяющее надолго поведение и жизненный путь ».

В ту ночь тридцатилетний Владимир Ульянов чётко осознал, что отныне его путь полностью расходится с путями его собеседников, и уж, во всяком случае, с путём Петра Струве… Это невесёлое жизненное открытие Ленина не радовало, и он сокрушался (ПСС, т. 4, с. 386, 387):

« Близнец показал себя с совершенно новой стороны, показал себя „политиком“ чистой воды, политиком в худшем смысле слова, политиканом, пройдохой, торгашом и нахалом. … Близнец явился с верой в наше бессилие, явился предлагать нам условия сдачи, и он проделал это в отменно-умелой форме, не сказав ни одного резкого словечка, но обнаружив, тем не менее, какая грубая, торгашеская натура дюжинного либерала кроется под этой изящной, цивилизованной оболочкой самоновейшего „критика“… »

Как это, к сожалению, точно!

Причём – точно в отношении не только Струве, но и целого социального строя, всё ещё существующего и процветающего в человеческом сообществе…

С той ночи прошла целая эпоха, Ленин свершил свой путь и умер, и вот что писал в 1924 году Струве, охваченный по отношению к Ленину двойной злобой – личной и классовой:

«Ленин был абсолютным аморалистом в политике и потому ему было легко быть таким превосходным и успешным тактиком… Это была смесь палача с лукавцем. И Г. В. Плеханов, и В. И. Засулич, и М. И. Туган-Барановский, и пишущий эти строки… испытывали некое общее глубочайшее органическое отталкивание от самой личности Ленина, от его палаческой жестокости и абсолютной неразборчивости в средствах борьбы. Душа… нежно-тонкой Веры Ивановны Засулич прямо содрогалась и сжималась при соприкосновении с этим воплощением лукавой злобы…»

Всё это было бы смешно, когда бы не было так грустно! Ленина обвиняли в аморализме не раз, и не только Струве, однако ни один из обвинителей не смог привести ни одного корректного конкретного примера ленинского политического аморализма. При этом каждый раз Ленина обвиняли люди, лично, возможно и моральные (в суп никому тайком не плевали), но в политическом отношении, как правило, аморальные абсолютно!

От Струве до Жириновского…

Так, Пётр Струве мнил себя марксистом, а в тяжкий для Родины час стал одним из тех, кто подтолкнул Россию к гражданской войне. Этим он злобно обрёк Родину на кровь и страдания, отвлёк её на годы от мирной работы возрождения. Роль Струве в те годы – по сути, палаческая.

Виктор Чернов клялся народной волей, а, оказавшись во Временном правительстве как лидер массовой крестьянской партии, даже не заикнулся о необходимости немедленного решения в России земельного вопроса в пользу тех, кто землю обрабатывает…

Павел Милюков разглагольствовал о «народной свободе», слыл англофилом, любимцем Антанты, но когда оказался не у дел, начал с участия в создании «белой» Добровольческой армии, а летом 1918 года в Киеве пытался свести дружбу с немцами, воюющими с Антантой, и спровоцировать их на подавление Советской власти. Осенью же 1918 года, уже в Лондоне, «моралист» Милюков нашёл общий язык с организаторами антантовской интервенции в Россию. Так же, как и Струве, он обрекал Родину на страдания и разруху…

И эта «мышиная», принципиально аморальная «когорта» обвиняла в аморализме Ленина, жившего для народа и принявшего за народ отравленную пулю…

Н-да…

Струве писал о Ленине и вот что:

«Ленин, как вершитель и организатор коммунистического интернационала, оборвал традицию и разрушил дело Петра Великого, отбросив Россию как государство, в XVII век… Делом Ленина явилось умаление и расчленение Державы Российской. Ленин использовал безумие народных масс для того, чтобы на алтаре мировой социальной революции заклать Россию. Ибо что ему было до России, он ведь не Пётр, который, находясь в опасности плена, призывал Сенат думать не о Петре, а о России»…

Конечно, эти слова тоже были продиктованы слепой, злобной ненавистью, когда – куда уж до профессорского благообразия? Тут бы укусить позлее, даже не заботясь о том, чтобы вышло побольнее, а желая одного – укусить!

Не напоминая известные читателю заслуги Ленина в сохранении территориальной целостности России, просто приведу ниже слова философа-эмигранта Николая Бердяева (1874–1948) – отнюдь не сторонника Ленина, а его оппонента…

Бердяев писал о Ленине не раз и разное, например, следующее:

«Революционность Ленина имела моральный источник, он не мог вынести несправедливости, угнетения, эксплуатации. Но, став одержимым максималистической революционной идеей, он в конце концов потерял непосредственное различие между добром и злом, допуская ложь, обман, насилие, жестокость… Ленин не был дурным человеком, он был бескорыстный человек, абсолютно преданный идее, но одержимость одной идеей привела к страшному сужению сознания и к нравственному перерождению…»

Несправедливо и бездоказательно судя Ленина (примеры лжи, обмана и жестокости Бердяев, как и прочие, не приводил), «судья» сам обнаруживал крайнюю узость мысли. Однако любопытно то, что он писал о Ленине и так: