Владимир Виноградов - Наш Ближний Восток. Записки советского посла в Египте и Иране

В мечети Тегеранского университета была назначена панихида по Телегани с 9 до 10 утра, затем похороны на кладбище Бехешти-Захра за городом. С Островенко и Марьясовым мы вскочили в автомашину и попытались поспешить в университет. Но не тут-то было. Оказалось, что практически весь Тегеран был уже на улицах. По улицам, не оставляя ни сантиметра свободного пространства, плыли толпы людей. Атмосфера Тегерана в это утро, казалось, была насыщена великой и искренней скорбью и… какой-то тревогой. Точно все эти простые плачущие люди, спешащие по улицам, испытывали не только боль непоправимой утраты, но и беспокойство за свое будущее. Они как бы связывали неопределенность своего будущего с уходом из жизни Телегани. Это стихийное шествие миллионов тегеранцев и атмосфера города поразили нас.

Конечно, проехать оказалось невозможным. Видя эту неподдельную скорбь людей, нам в голову все время приходила мысль: зачем так нарочито говорилось в объявлении о кончине Телегани о том, что он умер «после продолжительной беседы с советским послом»? Какое значение имеет этот факт, нет ли здесь попытки набросить тень и на нас? (Действительно, потом появились «добровольцы», развившие факт встречи с советским послом до утверждений, что беседа Телегани с послом была острой, напряженной и Телегани сильно разволновался.)

Да, проехать никак нельзя, людской поток движется, обтекая нашу автомашину. Приходится Александру Георгиевичу Марьясову, первому секретарю посольства, выйти из машины и объяснить, что советский посол спешит в мечеть на панихиду по Телегани. Шаг вроде бы рискованный. Но – о чудо! Какие-то молодые иранские ребята быстро берут на себя роль провожатых. Они бегут впереди автомашины, энергично расчищают путь, объясняя, кто едет в машине; где нужно, перегораживают дорогу, даже командуют полицейскими, пропускают нас по левой стороне улицы. Когда кто-нибудь из них изнемогает от бега, его добровольно сменяет другой, также случайный малый из толпы.

А в воздухе – шум, плач, рыдания, какие-то выкрики.

Мы, кажется, встретили траурную процессию с телом Телегани. Люди остановились, образовалась пробка, где-то была видна крыша медленно двигавшегося автобуса, иранцы с хмурыми лицами отгоняют людей, пытающихся облепить автобус. На крыше плакаты, траурные венки. Но мы двигаемся дальше, путь по-прежнему энергично расчищают молодые добровольцы, выкрикивая: «Советский посол едет прощаться с Телегани!» И люди расступаются, заглядывают внутрь машины. На лицах – и любопытство, и уважение. Наконец уперлись в плотную цепь полицейских. Высокий парень с «уоки-токи» объясняет: все уже кончилось час назад. Дальше ехать никому нельзя.

Какая досада!

С трудом вернулись в посольство. И тут неожиданная новость: четверть часа тому назад звонили из МИДа, сообщили, что панихида отодвигается на час!

Снова в машину, снова в толпу, и опять ребята добровольно расчищают путь сквозь возбужденную и до того невероятно горячим воздухом толпу под слепящим солнцем. Видны эмблемы моджахедов и федаев, слышны крики. Но что это? Скандируют необычное: «Бехешти, Бехешти, ты убил Телегани!» Это уже какая-то политическая демонстрация.

Все-таки пробились к университету, поспешили к мечети. Конечно, поздно, тело Телегани уже увезли. Но территория университета полна возбужденной молодежи.

Мы объяснили служителям мечети, кто мы такие и зачем приехали. Пока объяснялись, вокруг собралась толпа молодежи. С большим любопытством начали меня расспрашивать о Телегани. Я отвечал охотно, и как-то так получилось, что образовался вроде бы небольшой митинг, так как я стоял на ступеньках лестницы. Толпа прибывала, к ней подбегали все новые люди, видимо, почувствовав что-то необычное. Мои ответы переводились на персидский язык, и поскольку никаких звукоусиливающих устройств у нас не было, то парни-добровольцы передавали то, что я говорил, стоящим сзади, те – еще дальше и т. д. Тогда я произнес краткую речь о Телегани как о великом революционере, друге советской страны. Это было мое первое и последнее выступление на незапланированном митинге за границей с обращением к самой простой аудитории. Можно было и придраться – вмешательство во внутренние дела.

Потом пошли к выходу, окруженные толпой молодых ребят, жадно расспрашивавших уже о Советском Союзе…

Похороны в этот день, как оказалось, не удалось произвести. На кладбище собралась громадная толпа (по некоторым подсчетам, около миллиона человек!), она не допустила запланированной спешки с похоронами. Толпа находилась на кладбище весь день и целую ночь. Похоронили Телегани в 6.30 утра 11 сентября, по телевидению передавали прямо-таки душераздирающие сцены. Газеты открыто писали: таких похорон еще не было в истории Ирана и не будет (!).

В ответ на возмущенные запросы: почему не было рядом с Телегани докторов – ведь все знали о его плохом здоровье? Появились заявления докторов: они все время настаивали на своем близком присутствии, но им сказали: Аллах позаботится о Телегани.

И хотя было опубликовано сообщение, что Телегани страдал диабетом, сердечной недостаточностью и эмфиземой легких, вновь появились слухи о его отравлении.

Конечно, все ожидали, что Хомейни приедет на похороны. Он не приехал, а в скромном послании по случаю смерти Телегани назвал его «ходжат-оль-эсламом», не «аятоллой», званием, которым наградили Телегани простые люди.

11 сентября на территории университета вечером собирается большой митинг у связи со смертью Телегани. Это мероприятие правительственное, организованное не духовенством. Приглашен и дипкорпус. Сидим на университетском стадионе, на большой подстилке, за проволочной загородкой, отделяющей нас от массы людей в несколько тысяч. Выступают ораторы от различных партий, слоев населения. Здесь, рядом с нами, сидит привычно на корточках все нынешнее правительство, новое командование армией, полицией. Послы постоянно меняют положение – затекают с непривычки ноги, ломит в суставах.

Пробираются между сидящими люди с ранцевым распылителем за спиной, они окропляют нас брызгами розовой воды. Это персидский обычай.

Я гляжу на новых руководителей страны, и хотя среди них нет Хомейни, как-то чувствую их растерянность перед тем, что они вызвали своими действиями, – революцией, поднявшимся народом, глухо шумящим за проволочной загородкой. Да, нелегкая у них всех задача. Ведь не известно, к чему идти. Из Кума, где Хомейни, раздаются призывы и указания, которые трудно воспринять за разумные. Но за Хомейни готовы пойти в огонь, в воду, на смерть вот эти толпы простых людей, искренне верящих в него…

На митинге видел и деятелей «Нацфронта»: Базаргана, Санджаби, Форухара. Банисадр вежливо поздоровался.