Владимир Виноградов - Наш Ближний Восток. Записки советского посла в Египте и Иране

Желание Банисадра продолжать беседы мы, конечно, поддержали. Но такого рода бесед, к сожалению, больше не состоялось, хотя встреч было много и вопросы обсуждались разные и важные, но то были уже служебные дела – Банисадр быстро пошел вверх по государственной лестнице.

В середине ноября 1979 года он был назначен министром экономики и финансов и параллельно «руководителем» Министерства иностранных дел. Постепенно в выступлениях Банисадра стало звучать все больше антикоммунистических и антисоветских ноток. Создавалось какое-то двойственное впечатление. В беседах, несмотря на путаницу в понятиях, с Банисадром можно было выйти на логическое и правильное заключение. И вслед за этим следовали и правильные практические действия. Но затем что-то как будто прорывалось.

Уже в ноябре на пятничном намазе в Тегеранском университете Банисадр начал «теоретизировать», говорить о существующей возможности нападения Советского Союза на Иран. Если США начнут военные действия против Ирана, то имеется три альтернативы поведения СССР, изрекал Банисадр: 1) СССР вторгается в Иран под предлогом его защиты, и Иран превращается в поле боя двух «сверхдержав» – это Ирану не подходит; 2) СССР «сговаривается» с США: резко критикует США, но сам практически ничего не предпринимает для помощи Ирану; СССР в этом случае «разоблачает» себя; 3) СССР никак не реагирует на вторжение американцев в Иран, но если Иран попросит, то будет готов оказать помощь.

На следующий же день я посетил Банисадра. В ходе разговора по практическим вопросам советско-иранских отношений, которые он тут же разрешил положительным образом, я напомнил о вчерашней речи. Прямо спросил: действительно ли он верит в возможность советско-американского «сговора» за спиной Ирана?

Банисадр заметно смутился, замялся, стал оправдываться, что его неправильно поняли. И сказал, что лично он считает, что в случае нападения США на Иран имеется лишь одна возможность, одна альтернатива для Ирана: Иран немедленно обращается за помощью к Советскому Союзу как к дружественному соседнему государству.

К ноябрю 1979 года роль Банисадра начала явно усиливаться, в то время как более прыткие Язди, Готбзаде и другие уже изрядно подрастеряли свой политический капитал, который и состоял-то главным образом в отсвете мантии Хомейни, под прикрытием которой они прибыли в Тегеран.

В начале марте 1979 г. я имел беседу с видными либерально-буржуазными деятелями Назихом, бывшим тогда главой Иранской национальной нефтяной компании, и Санджаби, бывшим тогда министром иностранных дел.

Назих, хотя по профессии юрист, уже хорошо начал разбираться в тонкостях нефтяного бизнеса. Мы в деловой обстановке обсуждали возможности экономического сотрудничества обеих стран. Я отметил как-то невольно, что Назих не цитирует Хомейни, не упомянул его имя даже ни разу, а так – обыкновенный деловой разговор. Позднее, как известно, в сентябре, против Назиха началось преследование со стороны «исламской прокуратуры», Хомейни многозначительно заявил, что он не возражает, если Назиха привлекут к суду. Назих скрылся и бежал за границу.

Санджаби уже в марте в ответ на нашу просьбу помочь устроить встречу с Язди и Готбзаде для лучшего уразумения нами обстановки в стране прямо сказал, что эти люди «временные». Конечно, о каком единстве могла идти речь?

Весьма показательным для роста оппозиционных настроений был массовый митинг 5 марта 1979 г., в годовщину смерти Моссадыка. На нем выступал Матиндафтари – внук Моссадыка, организатор новой общественной организации «Национально-демократический фронт» с весьма интересными либеральными целями. Само создание этой организации говорило о попытке противопоставить что-то в политическом плане натиску религиозно-политических деятелей, уже начавших разворачивать кампанию насильственной исламизации страны.

На митинге выступали и «федаи», и «моджахеды иранского народа». И хотя главными действующими лицами митинга были Телегани, Базарган и Санджаби, их тоже критиковали за непоследовательность. И покойному Моссадыку досталось за то, что не решился в свое время разоружить армию и дать оружие в руки народа, что явилось одной из важнейших причин поражения движения Моссадыка в начале 50-х годов. Так говорили ораторы, имея в виду обстановку в стране в марте 1979 года. Это отражало отношение к новой власти.

Видный иранский журналист либерального толка А. принял мое приглашение позавтракать в Зарганде. Он резко настроен против попыток духовенства подмять все под себя. Но равным образом он и против Язди и Готбзаде (а это вроде бы «кумиры» резолюции?!). Выход он видит в «Национально-демократическом фронте» Матиндафтари. Существует реальная возможность контрреволюции, если только будет восстановлена старая армия, поэтому федаи и моджахеды должны явочным порядком брать власть, где это возможно, чтобы действовать с позиции силы – ведь духовенство именно так уже и действует. Правительство Базаргана слабое, это не революционное правительство, его делают ширмой для закулисных махинаций.

Так говорит буржуазный интеллигент, он даже согласен на установление власти «левых».

Базарган тем временем начал выступать регулярно по телевидению. По вечерам «беседа у камина», добродушный разговор доброго старичка. С упоминанием об исламе и переходом на грешную землю и мирские дела. А они, дела, плохи: никто не работает, а все должны работать на… правительство, иначе оно не может функционировать.

Невольно подумалось: а правительство-то, что оно делает? Принят ли хотя бы один какой-либо закон в пользу народа? Увы, таких законов не было. Насколько я помню, за время существования правительства Базаргана был лишь принят закон, понижающий возраст девочек, которых можно брать в жены, до 14 лет! А в остальном все оставалось как бы по-старому, как бы при шахском правлении: есть правительство, оно что-то делает, а все должны вернуться к своим местам и работать как ни в чем не бывало.

Конечно, это был уже саботаж со стороны иранской буржуазии.

Видный буржуазный интеллигент А. беседует с нами в октябре 1979 года. Дело идет явно к открыто религиозному правлению в стране, говорит он. И главный вопрос в том, насколько терпимы будут религиозные деятели к светской власти и светскому образу жизни, уже укоренившемуся в Иране. Если проявят реализм и понимание того, что отношения в стране нельзя вернуть к VII веку, то ничего, дела пойдут.

– А если не поймут и поведут свою линию, что тогда? – спросили мы.

– Тогда Иран, конечно, придет в упадок и заработают силы против религии. Силы мощные и действующие различными способами, – ответил собеседник.