Владимир Виноградов - Наш Ближний Восток. Записки советского посла в Египте и Иране

Неладно дело складывалось и с национальными меньшинствами, особенно с курдами. Курды приветствовали революцию, видя в ней спасение от национального угнетения и возможность обеспечения своих национальных прав. Возродилась из подполья Демократическая партия Курдистана, которую религиозники сразу же окрестили «коммунистической»; некоторые даже утверждали, что она связана с СССР, а другие – с Израилем (!).

Курды не выступали за отделение от Ирана, в чем их пытались обвинять религиозно-политические деятели, они требовали прав национальной автономии в рамках единого иранского государства. В рамках этой автономии они, правда, собираются проводить весьма прогрессивные социальные преобразования, на которые центральная власть, видимо, не решится для персидских районов страны. Если позволить курдам производить социальные изменения в пользу трудящихся города и деревни, это может быть «дурным примером» и для других, например, азербайджанцев, белуджей, может быть, арабов, живущих в Хузистане. Да и сами персы проснутся к сознательной жизни – и полетит вверх тормашками утверждение, что при исламском правлении нет наций, есть единая мусульманская община верующих в единый ислам, только некоторые группы этой «общины» говорят на различных языках.

Поэтому духовенство и те, кто прячется за ним, немедленно прибегли к старому, так сказать, «шахскому» приему: было объявлено, что волнения в Курдистане – дело рук «иностранцев», а руководитель ДПК Касемлю, хотя и избран депутатом в конституционную ассамблею для выработки проекта конституции, был объявлен «слугой дьявола» и поставлен вне закона. Так же поступили и с религиозным главой курдов, являющихся суннитами, шейхом Хоссейни.

Вскоре были спровоцированы вооруженные столкновения. Срочные поездки Телегани в Курдистан приводили было к умиротворению, но ненадолго. Снова вспыхивали не только стычки, но и настоящие бои. Постепенно внутри Ирана создался внутренний фронт партизанской борьбы курдов против правительственных войск. Почти полная аналогия тому, что было при шахе.

Уже в мае стало неспокойно в Хузистане. Арабы, проживающие в этой южной нефтедобывающей провинции, стали требовать национальной автономии в рамках единого Ирана. Центральные власти отказали так же, как и курдам. В Хузистане начались забастовки, крупнейший иранский порт Хорремшахр прекратил работу. Власти попытались захватить силой штаб-квартиры арабских организаций. Арабы воспротивились, завязалась перестрелка, перешедшая в настоящий бой.

В ответ вспыхнули вооруженные столкновения в других крупных городах Хузистана – Абадане и Ахвазе. Из провинции в города на помощь двинулись арабские племена.

Власти бросили на арабов войска, пасдаров. Много убитых, раненых. Губернатор Хузистана адмирал Мадани заявил, что выступления арабов – дело рук империалистов, агентов контрреволюции и…. коммунистов. Он ввел чрезвычайное положение, заявил о решимости силой подавить волнение.

В Ахвазе крупный коллектив советских специалистов – строителей мощной ГЭС «Рамин». Положение там напряженное, по ночам облавы, перестрелки. Говорят, оружие для арабов поступает из соседнего Ирака. На базаре можно купить свободно автоматическую винтовку АК-47 за 20 тысяч риалов. Иракцы ведь давно уже демонстративно называют Хузистан… иранским Арабистаном. Так же, как и Персидский залив упрямо величают Арабским заливом.

Но в волнениях арабов в Хузистане, помимо национальных мотивов, есть и другие причины: арабы, как правило, подвергались особо сильной эксплуатации, занимали самые низкие должности, выполняли самую грязную и тяжелую работу. Да и пролетарская прослойка на нефтепромыслах велика. С опаской говорили иранские буржуа, что на промыслах более половины рабочих – левые.

Вскоре вспыхнули волнения у туркмен, затем у белуджей…

Одним словом, отсутствие правильной и справедливой национальной программы давало узнать себя с первых дней революции.

Это способствовало вползанию страны в хаос и анархию. Положение складывалось серьезное.

После того памятного дня, когда Базарган как премьер нового революционного правительства, неловко и вроде бы сконфуженно, озираясь по сторонам, вошел в сопровождении вооруженных парней в здание премьер-министра, что символизировало установление нового государственного строя в Иране, как-то сразу и не почувствовалось установление порядка в стране, т. е. власти.

Дни проходили за днями, все ожидали каких-либо решительных действий, хотя бы декретов нового правительства, меняющих обстановку, но, увы, ничего этого не было. И стало ясно, что нет целеустремленных действий и нет твердой власти потому, что нет передовой партии и вожаков, которые вели бы за собой народ и опирались на него, поэтому нет и идеи переустройства общества.

С элементами анархии, которые, в общем-то, наверно, неизбежны при революции, решительной борьбы не велось.

Началось сведение счетов с остатками прежнего режима, вернее говоря, с лицами, занимавшими более или менее видные посты при шахе, в основном с военными. Заработали «исламские» суды-трибуналы над не успевшими сбежать генералами и офицерами. Кто назначал этих судей – не известно. Иногда в трибуналах при допросах мелькала фигура Язди – «исламского Робеспьера».

Суды были скорыми. Защиты не полагается. Главное обвинение – «служение дьяволу и разложение». Приговоры однотипны – расстрел. Через полчаса после вынесения приговора. Чтобы даром не кормить.

И фотографии. До расстрела – со связанными руками, сидят под черной классной доской, на которой начертаны подходящие изречения из Корана. На груди табличка с надписями обвинений. Часто головы забинтованы или в синяках – следы допросов.

Затем снимки расстрела во дворе, до восхода солнца, при свете электрических ламп или автомобильных фар: фигуры с завязанными глазами у столбов, у многих подогнулись колени. Пасдары тщательно целятся, стреляют с 10–15 шагов.

Затем снимки крупным планом лиц, уже мертвых, расстрелянных, трупы на столах в морге, вдвигаются, выдвигаются на каталках в морозильные шкафы. Вооруженные бородачи смотрят гордо в объективы фотоаппаратов, а то иногда и испуганно на дело рук своих.

Фото крупные, каждый день. На целые полосы газеты. Печатаются как бы с удовольствием.

Фотографий судей нет. Ни одного.

Это – в Тегеране. То же происходило и по всей стране. Кто вершил суды? Не известно.

Волна террора захлестнула страну. Дошли слухи о возмущениях до Хомейни – слишком много самоуправства. Он объявил: ревтрибуналы прекращают свои действия, отныне будут судить нормальные суды.