Владимир Виноградов - Наш Ближний Восток. Записки советского посла в Египте и Иране

Чтобы уж закончить историю со смертью Телегани, отмечу, что через некоторое время опять кто-то начал распускать слухи об «ожесточенной» беседе Телегани с советским послом. Родственники Телегани обратились ко мне с просьбой разрешить опубликовать сделанную ими во время беседы запись всего разговора между Телегани и мной. Я немедленно дал согласие, сказав лишь, что предварительно хотел бы просмотреть, что они записали. Однако позднее они мне сообщили, что надобность в такой публикации отпала. Все-таки правильна пословица: «У лжи короткие ноги».

Я храню письмо от сотрудников Телегани, в нем они благодарят за участие в похоронной церемонии и за соболезнование. Мы уверены, пишут они, что к его доброй цели в поддержку обездоленных и угнетенных людей примкнут в будущем все угнетенные мира.

«Левого, «красного» аятоллы не стало. Все большее влияние и вес в государстве приобретали различные люди недуховных санов. Надо было присмотреться и к ним.

Большой интерес у всех находившихся в Иране во времена революции вызвало появление в окружении Хомейни молодого, небольшого роста человека со смешно закрученными кверху усиками, придававшими лицу комическое выражение; лицо казалось всегда улыбающимся, каким-то несерьезным.

Его звали Банисадр. Жил он долго-долго в Париже на отцовские деньги. Семья была богатая, связанная с кругами духовенства. Говорят, учился. Говорят, в Сорбонне. Вроде бы на экономиста.

Если Язди, Готбзаде и сошки помельче, что прибыли вместе с «дедом» из Парижа, мгновенно ухватились за государственные посты, Банисадр прыти такой поначалу не проявлял. Был где-то в тени. Но скоро начал выступать в тегеранских аудиториях с лекциями о принципах исламской экономики. Этим нам следовало бы заинтересоваться, ведь основа строя любого государства – его экономика. Не поняв основу, базис, трудно понять надстройку. А здание в Иране возводилось новое, досель невиданное и неслыханное. Если в надстройке уже мелькали отдельные фигуры, по которым можно было бы составить кое-какое представление о создаваемом обществе, то с экономикой дело было явно темное. Ходили разные слухи, но из практики было ясно: землю крестьянам у богачей брать не разрешают, шахское имущество взяло под свой контроль духовенство, промышленность крупная вроде бы останется как и при шахе – в государственной собственности. А частная? А банки? А внешняя торговля?

Послали наших наиболее хорошо подготовленных товарищей и в экономике, и в персидском языке послушать лекции Банисадра.

Вернулись, рассказывают: осмеивает квалифицированная аудитория лектора за проповедь возможности беспроцентного кредита в банках, уравниловки в имущественных отношениях. Надо было попытаться побеседовать самому, ведь Банисадру уже приклеили ярлык «теоретика и идеолога исламской революции».

Поскольку Банисадр никаких постов в то время не занимал (встреча была в первых числах апреля 1979 года), он согласился принять нас у себя дома.

Обычная буржуазная квартира средней руки. Скромная, но удобная обстановка.

Банисадр поначалу держался весьма настороженно, ершился и лез в атаку: Советский Союз во времена шаха, дескать, вел неправильную политику в отношении Ирана – надо было не иметь никаких отношений с шахом; он, Банисадр, не согласен с Марксовой теорией прибавочной стоимости (это было сказано с вызовом, с какой-то «гордостью»), в СССР существует эксплуатация человека человеком и т. д.

Мы поняли, что надо дать ему возможность выпустить свой припасенный заряд, посмотреть, что же у него тогда останется, а потом уж попытаться завести обсуждение и опровергнуть неправильные заявления.

Вскоре из его высказываний стало ясно: «концепции» Банисадра – это чистейший воды идеализм, приправленный религией, полное отсутствие связи с жизнью.

В запальчивости Банисадр воскликнул, что марксизм-ленинизм никуда не годится хотя бы потому, что проповедует только насилие, в то время как ислам…

Я перебил его (было уже пора ставить вещи на свои места):

– Напомните, пожалуйста, как иранский народ сверг шаха. Хотелось бы также знать, как согласуется ваше утверждение с действиями исламских ревтрибуналов…

Банисадр отмахнулся:

– Это неизбежно…

– Неизбежно когда? Когда свергнутое сопротивляется?

– Да, конечно.

– Так, зачем же вы обвиняете марксизм-ленинизм в применении только насильственных методов?

– Ну хорошо, – загорячился Банисадр, – мы гордимся тем, что в нашем исламском обществе, внутри его, нет эксплуатации человека человеком.

– ?

– Да-да, потому что, будучи отсталой нацией, мы сами являемся объектом эксплуатации со стороны иностранных государств.

– Зачем же вы тогда проповедуете «равенство» и призываете к его достижению? Кстати говоря, как вы себе представляете это равенство между людьми и как его достигнуть?

Банисадр сделался более серьезным и торжественным тоном сказал:

– Главное в наших воззрениях – теория «тоухида» – единобожия. Если все будут верить в единого для всех Бога и подчиняться Ему, Его воле, никаких конфликтных ситуаций среди людей не будет – ни имущественных, ни каких-либо других.

Для иллюстрации своей «теории» Банисадр расположил одну ладошку на уровне повыше другой, что должно было символизировать различие между людьми. Затем он свел ладошки к центру, к воображаемой вертикальной линии, повернул их друг к другу внутренними сторонами, повел их обе вверх, совместил их прижатыми где-то наверху, развел, повернув их в горизонтальное положение, в стороны – сейчас они были на одном уровне.

Подумалось: так бы просто решались экономические проблемы в обществе. Но разговор, несмотря на эту жестикуляцию, надо было продолжать.

– А как же все-таки относительно имущественного неравенства между людьми? Ведь отношения между людьми в обществе складываются в результате участия в совместном трудовом процессе, а в этом процессе положение людей разное: одни имеют средства производства, у других их нет. У кого нет средств производства, вынуждены продавать лишь свою рабочую силу. Отсюда и возникают отношения подчинения и подчиненности. Значит, главное при рассмотрении вопроса о равенстве людей состоит в их отношении к собственности. – И спросил по-ученически: – Если говорить о равенстве людей, то какая форма собственности на орудия и средства производства обеспечит подлинное равенство?

Банисадр, внимательно слушавший, встрепенулся:

– Общественная.

И засмеялся, засмеялись и мы.

– Вы меня чуть было не превратили в коммуниста, – пошутил Банисадр. – Но я очень доволен разговором, хотелось бы посидеть спокойно с вами целый день, не торопясь обсудить многие, многие проблемы, а я-то до встречи с вами все думал: о чем же мне говорить с советским послом?