Андрей Фадеев - Воспоминания

Князь Воронцов писал, что ему было бы чрезвычайно приятно иметь А.М. на службе в Закавказском крае, сожалел, что почти все места сообразно его чину и должности замещаются военными, но есть теперь одно свободное, которое и предлагает ему и желает, чтобы А.М. занял его, — члена совета главного управления Закавказского края, во всем равное губернаторскому, — и закончил выражением « душевного удовольствия служить с человеком, которого так давно знает и так давно привык уважать».

Отличавшегося в воину 1877 и 1878 годов, получившего за геройские подвиги орден Св. Георгия и золотую саблю. Умер в 1884 году в чине полковника, вследствие контузии в голову во время этой же войны.

Перед отъездом к А.М. явился очень богатый и почетный из колонистов, Леонард, с заявлением сожаления о его отъезде и с убедительной просьбою принять от него заимообразно «несколько тысяч рублей», без всяких расписок, «потому что, объяснял он, мы знаем, что вы никаких посторонних доходов не имели, ничего не получали, кроме казенного содержания, которого вероятно, при всей вашей скромной жизни вам не доставало; и вы не только ничего не нажили, но даже и свое немногое, кровное, должны были тратить. Теперь же, сколько вам предстоит расходов, какая большая дорога, переезд на новое место, обзаведение целым домом, — чего это стоит, и как это должно вас расстраивать!» — И потому он умолял, как о благодеянии, взять от него деньги. Конечно, А.М. денег не взял, но от души поблагодарил за такое сердечное участие. Никаких отношений у А.М. с Леонардом до тех пор не было, кроме поверхностного знакомства.

В этот последний проезд А.М. по Саратовской губернии, общее сочувствие к нему выразилось, если возможно, еще ярче прежнего. Кроме встреч и провожаний, везде в урочные часы для него были готовы завтраки, обеды, чай: в Царицыне, зная, что А.М. располагал пробыть там несколько часов, местные власти перессорились из-за того, кому из них принять его у себя. Далеко не доезжая до города, Фадеев был встречен полицеймейстером полковником Грудзинским и исправником г. Балясниковым, и каждый из них убедительно просил А.М. остановиться у него. Почему-то предпочтение было отдано исправнику, в доме коего Фадеевы отлично отдохнули, пообедали и, устроив дело с асланкой, отправились вечером далее. Приехав в Сарепту, перед входом в гостиницу, А.М. встретили Сарептские старшины, а впереди всех ожидал полковник Грудзинский с женой, объявивший своему бывшему начальнику, что, не имев чести принять его у себя в доме в Царицыне, приехал нарочно с женой в Сарепту, чтобы принять его хотя здесь. Действительно, в зале гостиницы быль приготовлен чай, прекрасное угощение и ужин, которым воспользовалась только дочь А. М., так как он сам и Елена Павловна никогда не ужинали. Разумеется, такое внимание тронуло их.

Проезжая мимо прибрежных деревень и сел, иногда останавливались для закупки съестных припасов; и во всех деревнях, узнав от посланных людей, что едет их бывший начальник Фадеев, которого они и в Астраханской губернии еще помнили, крестьяне приносили с избытком все, что могли, и не хотели брать денег, которые надобно было им почти силой навязывать, да и то иногда безуспешно.

Нынешняя дорога, устроенная в семидесятых годах, почти безопасна.

Вероятно намек на 14-е декабря.

Вероятно намек на кого нибудь.

Дибич?

Дибич

Блудов.

Дороговизна в Тифлисе со времени приезда моего в 1846 году и поныне, около двадцати лет спустя, возвышается непрестанно. Причины тому: умножение народонаселения, прилив денег по большому числу служащих военных и гражданских, монополия, множество злоупотреблений, необращение на то внимания со стороны начальства и проч. и проч. При всей умеренности в нашем образе жизни, мы (я с зятем моим Витте) проживаем не менее 11–16 тысяч в год.

Теперь по выводе войск из Тифлиса, там, говорят, стало гораздо дешевле. Н. Ф.

На этих балах и вечерах довольно видная роль принадлежала парочке любимых животных княгини Елисаветы Ксаверьевны: ручной кунице Ваньке и лягавой собаке Джирану. Ваньку княгиня приносила на руках и сидела, держа его на коленях, а Джиран иногда занимал почетное место возле нее на диване. Ванька был презлой и приводил в большое смущение иных дам, с которым княгиня обращалась с нежностью поглаживая его: «Voyez, quelle charmante petite bête!» — Дамы (иные) считали долгом выказать свое восхищение к Ваньке и робко пытались тоже погладить его; но Ванька при этом вскидывался, оскалив такие острые зубы, что робко коснувшаяся его рука, быстро отдергивалась обратно — не смотря на всю почтительность к Ваньке. Была еще третья выдающаяся личность, карлик Ахметка, но тот более принадлежал дому, нежели его хозяевам, и завелся еще при князе Паскевиче.

При этом татары, переговариваясь друг с другом, всегда неистово кричат, вероятно, по причине шума от воды. Известный майор Дуров курьезно рассказывал, как, переправляясь через реку Тору в самое полноводье, он чуть было не утонул; но это его не так испугало, как дикие возгласы татар, поддерживавших перекладную, в голосах которых ему явственно слышалось, как будто выкрикивались слова: «Иора, Иора, утопи майора». Что наводило на него неописанный страх. Этот Дуров, замечательный оригинал, был однажды в Тифлисе в театре. К нему подошел приказчик московского купца, которому Дуров был должен деньги, и заискивающим тоном объяснил, что приехал по торговым делам, что хозяин его поручил ему разыскать на Кавказе Дурова, и «очень просит, чтобы вы уж побеспокоились возвратить ему деньги, которые вы ему должны». Дуров энергически, с негодованием ответил: «Покорнейше благодарю! Извините-с! Я уж довольно беспокоился, чтобы занять деньги у вашего хозяина, теперь пусть уж он сам беспокоится, чтобы получить их от меня».

Андрей Михайлович поручила, князю Орбелианову передать от него князю Воронцову письмо, касавшееся дел его поездки, на которое немедленно получил прилагаемый ответ князя-наместника.

«Любезнейший Андрей Михайлович. Письмо Ваше, врученное мне князем Орбелиановым, доставило мне истинное удовольствие. Благодаря усердию Вашему, мы наконец успокоимся на счет участи несчастных переселенцев, скитающихся по краю без приюта и попечения, по милости бездействия палаты государственных имуществ, занимающейся только бесполезной перепискою.

Мне в особенности приятно видеть, что представляется возможность сделать русское поселение в большом размере в Елисаветпольском уезде, в центре, можно сказать, грабежей и беспокойств. Ожидаю Вашего подробного донесения, дабы тотчас можно было приступить к решительному распоряжению. Примите уверение в совершенном моем уважении и преданности. Князь М. Воронцов. Тифлис, 27-го апреля, 1847-го года».