Наталья Боброва - Юрий Богатырев. Чужой среди своих

Например, на съемках у Никиты Михалкова он похудел на двенадцать килограммов! Потом, помню, перешел на вегетарианство. Все ради работы. Личная жизнь как бы мало его интересовала…

Его увлекало искусство во всех проявлениях. Как художник, он очень тонко все чувствовал, все малейшие нюансы человеческих отношений… И это стало основой нашей дружбы.

Есть такое выражение – «публичное одиночество». Это – о нем. Но и обо мне тоже. Эта человеческая черта, видимо, была свойственна и мне. Поскольку я по своей природе тоже человек достаточно замкнутый, я его хорошо понимал. Поэтому мы и подружились.

Он часто советовался по поводу работы, которую он делал в театре. Причем не спрашивал совета – ему просто надо было выговориться, он как бы себя проверял. А от меня требовалось выслушать его соображения и подтвердить – верно или неверно.

Я думаю, что так он изливался наверняка не только мне, но и другим людям. Знаю только, что мне он доверял. И в ответ я ему тоже доверял безоговорочно, поскольку вообще у меня было мало друзей среди цирковых. В основном я дружил с художниками, актерами…

Дело в том, что цирковые люди очень замкнуты – они как бы существуют в своем мире, в своем пространстве. Это накладывает отпечаток на личность. Цирковые артисты не менее чувствительны, чем остальные. Просто по характеру деятельности они более мобильны. Цирк обязывает быть в состоянии готовности – в походном состоянии. Жизнь циркового артиста – это постоянные чемоданы, постоянные переезды, отсутствие своего угла. Разные города, разные оркестры, и всегда рядом дети – такая постоянная непостоянность.

В театре – стабильный коллектив, все на своем месте, жизнь как бы плавно течет.

А здесь жизнь образовывается на какой-то короткий период времени, дней на тридцать, потом все это снова распадается: попадаешь на новое место – опять как бы новая семья. И так постоянно, всю жизнь. В свои московские квартиры мы приезжали только в отпуск!

Я часто работал в хороших цирках таких городов, как Минск, Ленинград, Сочи, куда МХАТ часто выезжал на гастроли или где часто проводились съемки, – Юра тогда особенно часто снимался на «Ленфильме». И он не только всегда к нам приходил, но и приводил всех своих друзей и знакомых. Он просто как бы заставлял всех идти в цирк в обязательном порядке! Помню, Никиту Михалкова приводил, Олега Даля…

Его очень привлекали в цирке животные, отношения между ними и дрессировщиками. Он старался узнать все изнутри, самому разобраться…

Ведь о цирке говорят много пустого: врут, что там мучают животных, родители издеваются над детьми, у которых нет нормального детства.

Его поразило, что это совершеннейшая неправда.

Когда он увидел этот мир открытой большой семьи, где все друг за друга переживают, он был потрясен. Он мне говорил:

– В театре этого не будет никогда. Театр – совершенно другое. Вот здесь действительно семейные отношения!

Его такая открытость поражала. Ему этого, видимо, не хватало – в театре артист должен себя вести более собранно, быть всегда начеку…

Юра очень полюбил цирк. И это было взаимно, поскольку и цирковые актеры к нему очень тепло относились.

Еще его поражала лаконичность формы циркового номера.

Ведь театральный спектакль рассчитан, как минимум, на два часа.

Когда он видел, что мощную идею можно выразить в восемь – десять минут, ну, максимум, в пятнадцать, и прочувствовать это все полностью, – для него это было просто откровением.

Как-то мы были в Минске на гастролях. И я там упал с проволоки, у меня оказалась серьезная травма. Меня положили в больницу. A MXAT как раз приехал в Минск на гастроли. И вот человек восемь ведущих актеров МХАТа во главе с Юрием вваливаются в клинику, где я лежал. Все врачи, сестры и больные просто выстроились в ряд! И про меня забыли. Потом, правда, меня просто носили на руках.

И в Ленинграде, когда он приезжал, все контролеры и билетеры, конечно, бежали ко мне со всех ног: «Володя, там Юра пришел!» А он обычно приводил с собой группу приятелей…

К моему несчастью или счастью, я очень легко работаю на проволоке. Как моя мама говорила: «Ты по ней ходишь даже лучше, чем по земле». Кстати, она меня никогда не смотрела «живьем», только в телевизионной записи. Переживала.

Как-то он пришел ко мне на репетицию. В отличие от мамы он смотрел на меня широко распахнутыми от восторга глазами. И с кем-то из друзей, кого он привел в тот раз с собой, поспорил, что тоже пройдет по проволоке:

– Да что там, запросто. Я встану и пройду.

– Ну, давай.

Проволока была натянута на высоте трех с половиной метров. А я в этот день репетировал наверху, под куполом. И говорю Юре:

– Я тебя привяжу на лонже, иди, не бойся, ты застрахован, но, если ты будешь падать, за проволоку не хватайся, потому что струна как тетива лука – порежешься.

А у Юры вес большой. Я советую:

– Ты просто придержись, тебя будут страховать на веревке, и ты спокойно спрыгнешь.

– Ладно, что ты мне говоришь…

Он сверху встал на мост и, когда это все увидел, естественно, испугался. Но поскольку поспорили на коньяк – он пошел. И сделал три или пять шагов. Естественно, его заболтало, естественно, он стал падать и схватился за проволоку, чего нельзя делать. Он своим весом маханул вниз – и она у него из рук вырвалась. Вся кожа на ладонях слетела…

Я сначала этого не увидел. Он встал – и стоит молча.

– Чего ты стоишь?

Он протягивает руки в крови. Просто кровавые перчатки. Ужас!

А вечером он уже играл спектакль «Мятеж» и вышел с забинтованными руками – как будто принимал участие в боях. Заживала эта рана долго, он ничего не мог взять в руки – ведь вся кожа, как перчатки, слетела.

После этого он никогда больше не пытался пройти по проволоке, но зауважал меня просто до неприличия. Все удивлялся:

– Я не понимаю, как ты это делаешь. Сознаю – и не понимаю.

Он хотел сам почувствовать, вникнуть, понять, как человек может идти по этой струне и создавать образ, танцевать:

– Когда я встал на проволоку – то понял: это невозможно! А ты на этом канате танцуешь «Токкату» Баха, пляшешь русские и цыганские танцы, делаешь сальто, всякие пируэты… Как?

Понять этого он не мог. А я не мог объяснить.

Этот случай стал толчком для него – он понял, что цирк действительно великое искусство. Он потом всех призывал:

– Идите в цирк и учитесь, как надо работать. С какой самоотдачей, на каком уровне. Каждый день там премьера – это принцип, закон цирка.

Юре приходилось очень нелегко, поскольку его внутренний и внешний миры были абсолютно различны. Я понимал, что нельзя было судить о нем только по ролям, которые он с блеском играл. На телевидении это был просто потрясающий «Мартин Идеи». Или Манилов в «Мертвых душах» – он так увлеченно работал над Гоголем! В кино – «Объяснение в любви», конечно, «Свой среди чужих…», «Обломов», «Родня»… Но это все роли, пусть и прекрасно сыгранные.