Наталья Боброва - Юрий Богатырев. Чужой среди своих

– Но Надя поставила Юре свои условия – бросить сниматься, – говорит Татьяна Васильевна Богатырева.

Такой жесткий ультиматум ему не подошел.

– Тогда нам с тобой не по пути. На что же мы будем жить? На копейки?

В тот момент он как раз должен был начать работу в фильме «Объяснение в любви»…

К тому же своеобразная внешность Нади весьма поразила ленинградских родственников, когда Юра привез невесту знакомить с родней.

– Я ждала гостей, – вспоминает Татьяна Васильевна Богатырева. – Как было принято, испекла четыре пирога – со свининой, с фруктами, с сырковой массой и с капустой. Юра сидел с Надей. И пришли наши друзья, родственники. Один из них, капитан первого ранга, говорит мне по секрету: «Мы не верим, что Юра на ней женится. Он что, с ума сошел – ведь ее из-за носа не видно!» Но Юра очень уважал Надю. И всегда стоял за нее горой: «Она, мамочка, некрасивая, но очень умная».

Их отношения развивались, несмотря ни на что. Надя стала писать о Богатыреве, изучать его творчество. Он же всегда говорил друзьям, что она его жена. Никто, правда, не видел официального штампа у него в паспорте.

Но «жених» все же не выполнил основного «условия» – не бросил кино. Он приступил к съемкам в «Объяснении в любви». Они расстались. Тем не менее впоследствии Богатырев всегда помогал Целиковской – поддерживал, когда умерла ее мать, ухаживал, когда она тяжело болела…

Поклонницы…

Не зря все-таки некоторые артисты вздрагивают при этом слове…

Как у любого популярного актера, у Богатырева всегда они были. И не все довольствовались лишь автографами и билетами на спектакль.

Так, одна оригиналка мучила его своими любовными письмами. Просто доводила до белого каления. Она писала буквально каждый день. Почтовый ящик был забит ее конвертами. Богатырев даже как-то пожаловался Татьяне Васильевне:

– Мама, что мне делать?

– Ты посмотри, может, она хорошая.

– Нет, мама, она просто издевается надо мной.

Как-то Татьяна Васильевна гостила у сына в Москве. Звонок в дверь. На пороге – та самая нежданная гостья. Мать артиста спохватилась:

– Вот сейчас придут Юрины друзья…

– Вы меня извините.

– И вроде солидная пожилая дама, а как побежала! – смеется Татьяна Васильевна. – Таких экзальтированных дамочек и сейчас хватает. Так, некая Лена из Новосибирска хочет быть ни больше ни меньше как… вдовой артиста и перебраться в Москву. И настойчиво пишет об этом несчастной матери.

Татьяна Васильевна с трудом сдерживает возмущение:

– Меня всю затрясло, когда я получила ее письмо с просьбой устроить ее в монастырь, чтобы она за Юрочкиной могилой ухаживала как вдова… И я ей ответила. Написала, что мой сын был скромный, воспитанный, необыкновенный человек! И в Новосибирске он никогда не был… Я напомнила, что у нее, наверное, есть мама, папа, бабушка с дедушкой, – как она может уехать из своего города? Я попросила оставить меня в покое – я больной человек, мне восемьдесят два года…

Мало кто знал, что штамп в паспорте у него все-таки появился: актер вступил в брак – но с другой Надей. Это была его соседка по общежитию «Современника», актриса Надежда Серая.

Исповедь на кухне ■ Смоленский жаворонок ■ «Легенда» двух театров ■ Роковой танец ■ Персы берут Щепку ■ Любовный стоп-кран ■ Таганковская декабристка ■ Таланты и дворники ■ Замечательный сосед ■ Плачущий великан ■ Бригантина на Манежной ■ Деньги жгут карман ■ Предложение, от которого нельзя отказаться ■ Обманный обмен ■ Наезд по-богатыревски ■ Шляпа, перо и тополь ■ Квартирный вопрос ■ Секрет фаршированной рыбы ■ Дефекты фикции ■ «Я могу только любить…»

Наш разговор состоялся в коммунальной квартире в Измайлове, где меня встретила миниатюрная женщина-подросток с короткой стрижкой – казалось, годы не властны над ней…

Легкая походка, приветливая улыбка…

На стенах комнаты фотографии и картины Богатырева…

Ее рассказ оказался долог, эмоционален и порывист – по сути, мини-спектакль маленькой женщины о большой любви.

– Я родилась в Тбилиси, в семье железнодорожника, – говорит Надежда Серая. – Рано пошла работать на Бердянский завод дорожных машин. Но с детства грезила о театре. И осуществила свою мечту, поступив в ЛГИТМиК на курс к Евгению Алексеевичу Лебедеву. По распределению попала в Смоленский драматический театр. Там работал тогда очень хороший режиссер Александр Семенович Михайлов. Он собрал вокруг себя талантливую молодежь, в театре был достойный репертуар. Михайлов ставил много, в том числе «Стеклянный зверинец» Теннесси Уильямса, «Дом Бернарды Альбы» Гарсия Лорки, «Жаворонка» Ануя, в котором я сыграла главную роль Жанны.

Коллеги по смоленскому театру до сих пор называют ее «легендой нашего театра».

– Вообще-то я «легенда» двух театров – Смоленского драматического и Театра на Таганке, – уточняет Надежда. – И очень горжусь этим. Я работала на износ. Мне говорили: «Ты плохо кончишь – или рано уйдешь из театра, или свихнешься». Но иначе я не могла.

Но… Когда наш режиссер поставил «Двух товарищей» Войновича, в Польше как раз начались политические волнения. Спектакль обвинили во фрейдизме и еще бог знает в чем. Александр Семенович вынужден был уйти из театра. И мы тоже решили разбегаться. Вся молодежь ушла из театра… И я…

Тогда в Смоленске у меня началась любовь с Мишей Али-Хусейном, артистом нашего театра. Он ходил вокруг меня год. «Высиживал», как говорил потом кому-то из друзей. Однажды мы поехали на гастроли в Вильнюс. Пошли в ночной бар. И когда мы стали с Мишей танцевать, меня обдало какой-то холодной волной… Я поняла – я его люблю!

Вот так я сдалась на милость персам – его дед был персом. Мама Миши была наполовину русская, наполовину персиянка. И оттуда пошла эта фамилия – Али-Хусейн.

Он окончил Щепкинское училище, курс Николая Анненкова. Мы оба были такие маленькие, шустренькие… Так завязался роман. Потом они с другом поехали показываться Юрию Петровичу Любимову в Театр на Таганке. Я поехала им подыгрывать. Друга взяли. И меня.

Мишу не взяли… Миша жутко переживал, что я его брошу. А я не собиралась делать этого. И очень долго не ехала в Москву.

Когда уже в январе собралась ехать – то уже на ходу поезда выбросила свои вещи и спрыгнула на платформу. «Я никуда не еду! Не нужна мне никакая слава, Таганка, никакая Москва. Мой бедный Миша тут будет пропадать!..»

И еще неделю прожила в Смоленске. Всем театром меня уговаривали: «Дурочка, езжай! Ты понимаешь, что такое Таганка?»

Я все прекрасно понимала! Но есть же какие-то обязательства. У меня отношения с театром были любовные. Может быть, театр в себе я много раз предавала, но никогда не предала никого в коллективе. Никогда – общую работу.