Наталья Боброва - Юрий Богатырев. Чужой среди своих

Со 2 февраля 1969 года я приступила к работе в Театре на Таганке по договору. А через полгода уже была переведена в штат театра. У меня высокий лоб, коллеги-артисты шутили: новая артистка маленького Ленина будет играть у нас в театре.

Но сыграла я там немного. Получила роль в «Часе пик». Меня ввели в «Тартюф» – я играла Дорину. А Миша тогда из Смоленска уехал работать в Липецк. Я не была еще за ним замужем, я просто его любила. И однажды он мне позвонил позже, чем обещал, – не в одиннадцать – двенадцать, а в два часа ночи.

– Извини, воробей (так он меня называл), я не смог раньше. Звоню из милиции. Шел из театра, ребята напали, побили, отняли шапку…

На следующий день я пошла и подала заявление об уходе из Театра на Таганке…

После этого меня стали называть в театре декабристкой. Все подруги сказали, что я идиотка, что, если сейчас же не заберу у директора заявление об уходе, мне просто устроят темную, что я не имею права разбрасываться талантом из-за какого-то Али-Хусейна.

Они меня просто втолкнули в кабинет директора и предупредили: «Оттуда без заявления не выходи». Я забрала заявление об уходе. А через неделю опять подала – не могла. У меня душа была не на месте. Я понимала, что Мише там одиноко. А я работаю в знаменитом театре, живу в общежитии Таганки, около Курского вокзала, – и все у меня замечательно складывается. Я думала: «Я его люблю, ему там плохо – почему мне должно быть хорошо? Поеду к нему».

Поэтому теперь я «легенда» Таганки – поскольку никто Таганку не бросал, никто не уходил оттуда сам. А я ушла, да еще как! За любовью уехала!

Мы расписались в Липецке, потом поехали в Волгоград к нашему первому режиссеру Александру Семеновичу Михайлову. Там я родила дочку Варю. Миша хотел учиться режиссуре. Поехал в ГИТИС, к Марии Осиповне Кнебель, поступил. А работал в Москве дворником, еще и подрабатывал немножко… Через год и я приехала в Москву. Мы жили во всяких дворницких – в Музее революции, в школе на Цветном бульваре…

Но наша с Мишей семейная жизнь не сложилась. У нас испортились отношения. Он мне изменил, а я этого не могла пережить. Даже пыталась кончить жизнь самоубийством. Решила, раз жизнь не удалась, раз самый близкий человек предает – как мне дальше жить? Я больше никому не смогу верить – такие были комсомольские взгляды… Выпила кучу лекарств – слава богу, не тех, что надо. Снотворное оказалось успокоительным. Я просто очень глубоко уснула…

Мы потом помирились, еще какое-то время прожили вместе, но опять случилась измена. И этого я уже пережить не могла. Но я не собиралась кончать жизнь самоубийством – Варьке четыре года уже было… Я отправила ее к своим родителям и ушла от Миши. Но отношения у нас остались дружеские. И Варю он любил.

Тогда я работала в Областном театре имени А. Н. Островского. Скиталась по квартирам… Театр немножко помогал оплачивать… И Миша все время помогал… Он был соседом Юрия Богатырева по общежитию на Манежной улице, они дружили, много общались. И когда Миша оттуда съехал – женился второй раз, – то поселил меня в своей комнате. Варя там жила со мной один год – я забрала ее от родителей, так как очень по ней скучала. Забегая вперед, скажу, что Юра ее совершенно обожал: она помогала ему как «секретарь» – рассказывала, кто звонил. А ходила во второй класс – ей было девять лет. Я перешла работать в маленький театрик профкома драматургов. Затем в театр Аксеновой-Арди при Москонцерте… С ними объездила всю Россию.

Мы с Юрой жили через стенку. У него была огромная комната метров двадцать пять, без балкона, с окнами во двор. А в комнате с балконом жил его однокурсник Володя Поглазов с женой Наташей. И знаменитый снимок Юры сделан именно на его балконе. Он ходил мимо моей комнаты по коридору. Встречались на кухне. Юра был много выше меня – я ему по грудь… Такой огромный красивый человек, которого я очень любила как актера… Когда посмотрела фильм «Свой среди чужих, чужой среди своих», просто была поражена его красотой и талантом. А еще – потрясающей самоотдачей, необходимым, на мой взгляд, актерским качеством.

А подружились мы с Юрой очень просто. Однажды то ли на 1-е, то ли на 9 Мая все обитатели коммуналки, естественно, отмечали праздник. Я же старалась никого не отягощать своим присутствием. Вари там еще не было – она жила у моих родителей в Минеральных Водах.

И вот я вышла в коридор по каким-то своим делам – сигаретку ли стрельнуть, к телефону ли. И вдруг смотрю – стоит Юра Богатырев и плачет. Уткнулся в стенку и плачет.

Мне стало так страшно!

У человека, должно быть, горе! Огромное горе!

А я не могу подойти и спросить: «Юра, что с вами?» Мы ведь в общем-то незнакомы.

Но с другими соседями-актерами я уже дружила – пошла к ним:

– Ребята, там Юра Богатырев плачет, что-то надо делать.

– Ой, не обращай внимания!

– Как – не обращай? А может быть, у него горе?

– Да Юра иногда расстраивается, особенно если выпьет. У него тогда слезливое настроение. Не обращай внимания.

Потом я заглянула еще к кому-то, еще. И все мне говорят: «Да ладно, не обращай внимания…»

А у меня болит душа. Ну как это? А вдруг ему помощь нужна? Ведь бывает, человек валяется на улице, все мимо проходят – алкаш! Я никогда не прохожу. Предложить помощь любому человеку – это совсем не стыдно. Стыдно оскорбить. Стыдно предать…

Забегая вперед, скажу: так и случилось с Юрой в конце концов. Он звонил, просил друзей приехать, а те: «Да не обращай внимания, да ладно, у Юры очередное слезливое настроение…» И никто к нему в ту роковую ночь не приехал. А если бы кто-нибудь приехал – может, и не случилось бы этой смерти?..

Так вот, я решила – подойду и спрошу. Скажет: «Надя, не ваше дело» – я спокойно повернусь и уйду. А вдруг ему нужна помощь?

Я постучала в дверь (он уже был в комнате):

– Можно?

– Да, войдите, – ответили мне тихим голосом.

Я вошла. Посредине комнаты стоял накрытый стол. Спиной ко мне сидел Юра. Где-то сбоку еще два человека…

– Ребята, к нам пришла дама. Доставайте!

– Нет-нет, ничего не доставайте, я на одну секунду. Юра, ради бога, извините. Сейчас увидела, что вы плачете. И я подумала: а вдруг вам нужна помощь? Не знаю какая – любая помощь. Может, просто поговорить.

Они усадили меня за стол… Я сопротивлялась, Юра настоял: нет, вы никуда не пойдете. И тут я ему фактически объяснилась в любви… Сказала:

– Знаете, как это страшно, когда такой огромный, красивый, мощный, талантливый человек плачет на твоих глазах – и ты не знаешь, чем ему помочь и как его утешить. Становится не по себе. Я, собственно, думала: может быть, вам нужна помощь? Посмотрите, какие у вас потрясающе красивые руки, какие огромные плечи…