Николай Эпштейн - Хоккейные истории и откровения Семёныча

А тема того, что дал для российского хоккея сезон 2004/2005 годов, заслуживает отдельного и особого разговора. Который, думается, еще впереди.

Родившийся в городке Сестрорецке, под Ленинградом, легендарный врач ЦСКА и сборной СССР Олег Маркович Белаковский учился в Сестрорецке в одной школе с Севкой Бобровым, с которым вместе гонял в футбол и хоккей по сестрорецким пыльным пустырям весной и летом и по замерзшим зимней порой прудам…

По окончании Военно–медицинской академии в Ленинграде, Белаковский был откомандирован в Главное управление воздушно–десантных войск, совершил 153 прыжка, дважды забрасывался в тыл немцев. Карельский и Ленинградский, 2‑й и 3‑й Украинские фронты. Венгрия, Чехословакия. Ранения в ноги осколками мины. Гибель боевых друзей. То были годы войны.

— После ее окончания поехал я из Будапешта, где служил, в отпуск, — вспоминает знаменитый хоккейный доктор. — И на вокзале услышал репортаж Вадима Синявского о матче московского «Динамо» с английским клубом «Челси». (Мог ли я, да и вообще кто–нибудь в целом мире тогда подумать, что в 2003 году этот знаменитый английский клуб будет куплен нашим российским миллионером?!) То было великолепное триумфальное послевоенное турне динамовцев по Англии. И слышу, Вадим Синявский то и дело называет фамилию Боброва. Я почему–то сразу решил, что это мой школьный товарищ.

И в Москве нашел Всеволода, в гостинице ЦДКА. Встретились мы душевно.

Потом довелось служить Белаковскому на Дальнем Востоке, а в 1950 году поехал он на курсы усовершенствования врачей в Москву, и некоторое время жил дома у Боброва. А когда завершил курсы и собирался обратно на Дальний Восток, Бобров предложил товарищу попробовать силы в спортивной медицине.

— Тем более, ты десантник, — сказал мне Севка, — видал виды, в спорте, поверь, такие врачи нужны.

Бобров, игравший в команде ВВС, которой покровительствовал Василий Сталин, в те годы — командующий ВВС Московского военного округа, замолвил слово за своего друга перед сыном главы советского государства.

— Василий Иосифович вызвал меня к себе, поговорил, порасспрашивал и отдал распоряжение перевести меня в Москву.

Так, в 1951 году Олег Белаковский стал врачом футбольной и хоккейной команд ВВС и навсегда связал свою судьбу с армейским спортом.

— Но я всегда, все время стремился делом, трудом своим доказать, что я не выскочка, попавший в Москву только «по блату». Работал я, что говорить, с удовольствием и старался оправдать доверие Боброва и Сталина. Тем более, что стал я уже и врачом футбольной и хоккейной сборных СССР.

О том, сколь добросовестно работал Олег Белаковский, свидетельствует тот факт, что стал он со временем начальником военно–медицинской службы ЦСКА и до сих пор пользуется огромным уважением и любовью тех, кому вправлял прямо у бровки поля выбитые суставы, ключицы, накладывал, совсем как на передовой, жесткие повязки, делал прямо у хоккейного бортика новокаиновые блокады, снимая острейшую боль.

— Первый раз, — вспоминал Олег Маркович, — я увидел Эпштейна в игре в Электростали, зимой 1951–1952 года. Играл Коля в нападении довольно прилично, хотя габаритами особыми не отличался. Я запомнил его по умной игре, по тому, как хорошо, зряче он отдавал пасы партнерам. 50 лет с тех пор мы друг друга знаем.

Как игрок Эпштейн не был великим мастером, но действовал весьма расчетливо. И когда он стал тренером «Химика», то руководимая им команда стремилась исповедовать умный, комбинационный и тактически грамотный хоккей. В те годы у нас было несколько очень сильных команд: ЦСК МО, «Крылья Советов», «Динамо», «Локомотив» московский. И со всеми этими командами «Химик» Эпштейна играл почти на равных. А со временем стал отбирать у них очки. Команда Эпштейна не выигрывала звания чемпиона страны, но бывала в призерах.

— Его команда, — заметил О. Белаковский, — играла в тот хоккей, который позволял игрокам раскрыть их наилучшие качества. Играли–то они, в общем, от обороны, но тактически весьма грамотно. И ловили всех этих грандов на контратаках. Против «Химика» играть всегда было очень сложно. Те игроки еще и сейчас играют в командах ветеранов. Это Сапелкин, Смагин, Ляпкин, Веригин, Костылев. Все они играли в молодые годы в умный хоккей. Я так скажу: то были золотые времена нашего хоккея, потому что тогда играли очень талантливые игроки. В спорте я работаю давно и убедился: чтобы играть на высшем уровне, обязательно нужен талант. Бесталанному человеку в большом спорте делать нечего. Как, впрочем, и в любой другой сфере человеческой деятельности. Ведь если я не умею рисовать, то как бы меня ни натаскивали, ни тренировали, живописца из меня не выйдет.

Так вот, если подходить к вопросу с такими критериями, то Николай Семёнович Эпштейн — это, безусловно, большой талант. В то время он котировался, как третий тренер Союза вслед за Чернышевым и Тарасовым. Он обладал невероятным чутьем на талантливых хоккеистов. Ведь это он открыл Рагулина, гордость нашу, это он первым разглядел необыкновенную одаренность Мальцева, он направил на путь истинный Эдика Иванова. А Никитин, Морозов, Борисов, Громов, Каштанов, братья Голиковы — это тоже все его ребята. Он находил маленьких с точки зрения габаритов хоккеистов, но все они были хитрые, верткие. Эпштейн называл их «игровиками» и делал из них больших мастеров. Не случайно именно он долгое время тренировал молодежную сборную страны, и это всегда была великолепная команда, игравшая в игровой, по–своему очень зрительский хоккей. Не то, что нынешние — бей–беги, ломай ребра. Те его ребята, — сурово заметил Олег Маркович, — в такой хоккей не играли, хотя тоже, случалось, ломали ребра, выбивали мениски. Это — хоккей.

К моему великому сожалению, — продолжил Белаковский, — я с тренером Эпштейном как врач не работал. Разве только в командах ветеранов, куда он приглашался главным тренером и когда — а было это уже лет 15–20 назад — мы были уже людьми в возрасте. С ним очень приятно работать. Он относится к числу тренеров, которые прислушиваются к советам врачей. Кстати, «Химик» был единственной командой класса «А», где врачом работала женщина — Антонина Леонтьевна Калинина. Работала много лет, вдумчиво, профессионально. Она ребятам была как мать родная. И ведь не кто иной, как Эпштейн пригласил в мужскую взрослую команду врача–женщину и не прогадал.

Он никогда не был тренером–диктатором. Он был… слово «либерал», пожалуй, не подходит. Хотя в хоккее можно быть и либералом. Применительно к Эпштейну уместнее слово «интеллектуал». В принципе каждый тренер хочет, чтобы его команда играла хорошо, но идут тренеры к этому разными путями. Есть люди, которые умышленно создают конфликты в команде, тренеры–интриганы, сталкивающие игроков лбами в команде для своих каких–то корыстных целей. Я таких тренеров не приемлю. А есть люди, которые хотят сделать из команды семью. И именно такие тренеры достигают наиболее высоких результатов. Мне посчастливилось поработать именно с такими тренерами — Борисом Андреевичем Аркадьевым и Гавриилом Дмитриевичем Качалиным. Я никогда не слышал, чтобы Аркадьев повышал па кого–то голос. Игроков он всегда называл на «Вы». Никогда не повышал голоса и Качалин, он только чуть–чуть прибавлял в тоне, если так можно выразиться, и все. Это были и тренеры, и люди с большой буквы. И вот они находили общий язык с игроками, которые в те времена были не так высоко образованны, как нынешняя молодежь. И войти с ними в душевный контакт было, пожалуй, потруднее.