Анатолий Сафонов - Вспоминая Владимира Высоцкого

Исполнитель возмужал со временем. Но последняя телесъемка запечатлела такую его сосредоточенность на словах «Я не люблю…», которая сродни не роли, не песне — скорее клятве. А снимался он за несколько месяцев до смерти.

Партнеры говорят: лучшими спектаклями последних лет были те, в которые Высоцкий входил после долгого отсутствия. Момент возвращения (неузнавания, взгляда новыми глазами) — стержневой в «Гамлете». Время наполняло этот мотив новым смыслом. Гамлет был и копилкой, и итогом, и стимулом.

У Гамлета ощущение одиночества парадоксально соединилось с ответственностью, с необходимостью отвечать. Чувство личной ответственности пронизывает творчество Высоцкого. Во весь рост оно встает в песнях о войне, не ослабляя силы, входит в темы вполне мирные, становится лейтмотивом всех лучших песен и стихов Высоцкого.

К счастью, сохранилась запись беседы с Владимиром Высоцким, проведенной журналисткой Татьяной Будковской в ноябре 1977 года. Впервые она была напечатана спустя почти десять лет в газете «Московские новости» 3 августа 1986 года. Текст дается по этой публикации.

По заданию радио я готовила интервью с актерами Театра на Таганке накануне его гастролей во Франции.

Мне казалось, что Высоцкий выбрал не лучшее время для беседы — после спектакля, да какого — «Гамлета», где он выкладывался без остатка… Когда зал наконец отпустил его, он появился за кулисами бледный, с каплями пота на лбу. Лицо было такое белое, что я подумала — грим, но ошиблась. И хотя я понимала, что сдавать материал о театре без Высоцкого нельзя, во Франции его знали и любили, профессиональное чувство уступило место жалости, неловкости: мучить человека вопросами после такого напряжения. Я высказала актеру свои сомнения. Высоцкий строго посмотрел на меня, с некоторым даже недоумением: ведь вам же это надо, это работа.

У него было удивительное отношение к работе, своей ли, чужой. Как бы он ни уставал, он никогда не подводил людей, с которыми его связывало дело, будь то коллеги-артисты, журналисты, рабочие сцены.

Мы проговорили в тот вечер два часа. Время от времени Высоцкий брал гитару, чтобы пояснить, усилить какую-то мысль.

Передача была сделана, запись той пленки осталась лишь на бумаге. Я пишу эти строки и слышу негромкий, чуть хрипловатый голос Владимира Высоцкого.

— Гамлет… Я сам себя предложил на эту роль. Я давно хотел сыграть ее, сыграть так, как, мне казалось, ее видел Шекспир. Ну, вероятно, так думают все актеры.

В нашем театре важнее сама личность, чем роль. Самое интересное — человек, который играет: что он хочет сказать, что несет. Не просто артист, надевший на себя роль, как костюм. Наклеил парик, голос изменил, перевоплотился — а за этим сам пропал.

Поэтому, когда я стал репетировать, имелось в виду, что Гамлета играет челозек, которого знают: человек с гитарой, он сам сочиняет стихи и поет. Перед началом спектакля меня усадили с гитарой в глубине сцены, у голой стены. В прологе я исполняю песню на стихотворение Пастернака «Гамлет», в которой ключ ко всему спектаклю: «Но продуман распорядок действий, и неотвратим конец пути».

Гамлету не уйти от рокового конца. Он ясно понимает, что происходит с ним, с его страной. Время жестокое, сложное. Принца готовили на трон, а его место занял цареубийца. Гамлет помышляет только о мести. Хотя он против убийства. И это его страшно мучает.

И здесь, мне кажется, я нашел ход. Все Гамлеты искали доказательств вины Клавдия, чтобы оправ тать убийство. А я ищу доказательства невиновности короля, я подстраиваю мышеловку, чтобы убедиться: он не виноват, он не убивал моего отца. Делаю все, чтобы кровь не проливалась. Когда Гамлету говорят, что повсюду бродит тень его отца, а это значит, дух его не успокоен, отец убит, я киваю головой, будто сам его вижу. А я действительно могу его видеть когда угодно. У меня Гамлет настолько любит отца, что может видеть его в любую минуту. Позовешь его, и он появится.

Я хочу, чтобы люди, приходя в театр, о чем-то задумались, понервничали. Конечно, есть и другой вид творчества — дивертисмент, что ли. Можно и развлекать публику. Порой хочется и отдохнуть. Я в концертах тоже стараюсь давать какие-то шуточки, передышки. Но все равно обязательно вкладываю в них серьезное содержание. Если его нет в тексте, оно рядом, за текстом. Я предпочитаю традицию русскую, гоголевскую — смех сквозь слезы. Хохочешь, а на душе кошки скребут.

— Как рождаются ваши песни?

— По-разному. То строчка приходит на ум, то слово. Вообще театр оказал огромное влияние на мои песни, особенно наш первый спектакль «Добрый человек из Сезуана». Мне театр брехтовский, уличный, площадной — близок. Я ведь тоже начал писать как уличный певец — песни дворов, ушедший городской романс. Все эти песни шли оттого, что я, как многие начинающие жизнь, выступал против официоза, против серости, однообразия на официальной эстраде. Я хотел делать что-то свое, более доверительное, нервное, искреннее.

Многие считают, что некоторые из сочиненных мною песен — старинные, народные. Может быть, у меня есть определенная стилизация — песни трагические, гротесковые, маршевые, самые разные по жанрам и темам. Я актер и играю разные роли. Это сказывается на песнях. Но и влияние песен на мои роли тоже огромно.

Во Франции выходит пластинка с моими песнями. Там есть такие, которые мне захотелось написать в сказочной, полуфантастической манере. Есть в них выражения «нелегкая» и «кривая» — они у меня живые персонажи. Представьте, человек встретился с «нелегкой», и она занесла его невесть к>да, другая, «кривая», грозила вынести, да не смогла, потому как с кривой ногой, потому все по кругу шла. И человек вынужден был сам взяться за весла и грести против течения.

Есть там и очень важная для меня песня «Правда и ложь» (в подражание Булату Окуджаве). Вернее, не в подражание, а чуточку в его манере о том, как «нежная правда в красивых одеждах ходила, принарядившись для серых блаженных коллег. Грубая ложь эту правду к себе заманила, ой, оставайся ты у меня на ночлег. Легковерная правда спокойно уснула, а грубая ложь на себя одеяло стянула, в правду впилась и осталась довольна вполне».

И кончается так: грязная ложь чистокровную лошадь украла и ускакала на длинных и тонких ногах…

— Как вас принимали во Франции во время предыдущих выступлений?

— Я дважды выступал во Франции на празднике газеты «Юманите». Первый раз, мне показалось, не очень удачно. Передо мной долго не отпускали какого-то кумира, и когда я вышел с гитарой после гигантского оркестра, публика была в замешательстве, некоторые стали уходить. Но после первых аккордов начали прислушиваться: о чем это он там кричит? И так остались.