Том Сегев - Симон Визенталь. Жизнь и легенды

В марте 1984 года Хайер уведомил Визенталя, что лос-анджелесский Центр собирается вручить президенту Франции Франсуа Миттерану почетную медаль, что с канцелярией Миттерана все уже обговорено и что возглавлять делегацию должен Визенталь. Но поскольку попросить об этом Визенталя заранее никто не удосужился и даже дату мероприятия назначили без согласования с ним, он пришел в ярость. «Как человеку, живущему в Европе, – писал он Хайеру, – мне кое-что известно о том, как Миттеран относится к Израилю, и я знаком с его взглядами на еврейский вопрос». Кроме того, он считал, что будет некрасиво, если он вручит президенту медаль, носящую его собственное имя. «Я, – предложил он Хайеру, – могу написать Миттерану письмо».

Но больше всего Визенталь разозлился, когда газеты сообщили, что в планы Центра в Лос-Анджелесе входит, помимо всего прочего, поиск нацистских преступников. «Видимо, вы думаете, что мы тут в Вене ничего не знаем», – написал он Хайеру. «Я не хочу слышать слова “охотник за нацистами раввин Авраам Купер из Центра Симона Визенталя”», – написал он еще через несколько недель.

По мере того как шли годы, его письма становились все более и более личностными, горькими, болезненными и враждебными. «Мои сотрудники в Вене говорят, что мои отношения с Центром [в Лос-Анджелесе] такие, словно я уже умер, и что Центр только эксплуатирует мое имя», – писал он Хайеру в 1984 году, а еще через два года написал ему следующее: «От меня тебе больше никакой пользы нет. Единственное, что тебе нужно, – это мое имя».

В конечном счете Хайер перестал называть свой центр Центром изучения Холокоста имени Симона Визенталя и стал именовать его просто Центром Симона Визенталя. Он хотел подчеркнуть тем самым, что его Центр – это не просто научно-исследовательский институт истории Холокоста, но еще и штаб борьбы с антисемитизмом и другими формами расизма. Это Визенталя тоже злило, потому что люди начали спрашивать его, а чем, собственно, американский Центр занимается. «Должен тебе сказать, – писал он Хайеру, – что развитие событий в последние несколько лет удовольствия мне не доставляет». Наносили, по его мнению, ущерб его репутации и ссоры Хайера с руководителями американских еврейских организаций, которые лос-анджелесскому раввину завидовали.

Чтобы поддерживать отношения с Визенталем, Хайеру требовалось невероятное терпение, умение психологически маневрировать и дипломатические способности, но терять Визенталя ему было ни в коем случае нельзя. «Прежде всего, Саймон, – писал он Визенталю, – важно, чтобы ты понял, что мы оба хотим абсолютно одного и того же. Мы хотим, чтобы Центр Симона Визенталя стал ведущей организацией в своей области и вечным памятником делу твоей жизни». Однако большинство писем Визенталя он оставлял без ответа и вместо этого перезванивал ему на домашний телефон. Иногда он звонил каждый день, по вечерам. Их разговоры продолжались зачастую по полчаса и более, и обычно ему удавалось Визенталя успокоить.

В 1987 году Визенталь написал одному из своих корреспондентов, что в целом его мнение о Центре в Лос-Анджелесе позитивное, и что «если бы сегодня они снова попросили разрешения дать [Центру] мое имя, я бы снова сказал “да”». И действительно, вряд ли можно было придумать более достойный способ увековечить дело его жизни и его взгляды. Однако Визенталю с его венской ментальностью было трудно привыкнуть к броскому мультимедийному стилю лос-анджелеского Центра и голливудоподобному музею толерантности, открывшемуся рядом с ним. Он представлял себе учреждение более академическое и предлагал провести, в частности, углубленное исследование проводившихся нацистами медицинских экспериментов. Тем не менее с идеологической точки зрения и Центр, и музей хорошо согласовывались с его собственными взглядами, поскольку Холокост интерпретировался там в терминах универсального неоконсервативного мировоззрения, включавшего в себя защиту закона и порядка, противодействие исламскому фундаментализму, укрепление еврейской самоидентичности в Америке и поддержку Израиля. Тем не менее всего этого было недостаточно, и уязвленное самолюбие Визенталя продолжало причинять ему беспокойство.

Незадолго до своего 85-летия Визенталь узнал, что Центр в Лос-Анджелесе взял под свое покровительство одну странную авантюру (цель которой состояла в том, чтобы разоблачить деятельность неонацистских организаций), оказав помощь некоему Ярону Свораю, которого именовали «израильским журналистом». Сворай утверждал, что проник в одну из немецких неонацистских организаций, и написанный им отчет получил широкую известность [18]. Визенталь, посвятивший борьбе с неонацизмом многие годы, прочел об этом в газете, и, по его мнению, это было непростительно. «Я больше не могу терпеть такое пренебрежительное отношение ко мне», – написал он Хайеру. Пока продолжалось создание музея, он старался сдерживаться, чтобы не повредить проекту, «но теперь, – писал он, – мое терпение иссякло. И виноват в этом только ты, раввин Хайер!».

В конце концов он решил Хайера из лос-анджелесского Центра изгнать. Он писал, что из-за Центра стал посмешищем: журналисты, все еще относившиеся к нему с уважением, спрашивали, не продал ли он Хайеру свое имя за деньги, а журналисты, менее к нему расположенные, говорили, что имя «Хилтон» тоже можно купить. Он чувствовал себя оскорбленным и обиженным и в длинных телефонных разговорах с Хайером не видел больше никакого смысла.

Некоторые из его друзей недоумевали, почему музей, так тесно связанный с Центром, носившим его имя, содержал так мало информации о нем самом и его деятельности. На третьем этаже стоял компьютер, в котором какие-то сведения о нем вроде бы содержались, но что именно там было написано, ему самому никто так ни разу и не сказал. «Как будто я уже умер», – писал он.

Он хотел, чтобы каждый посетитель музея получал страницу из его книги «Каждый день – день памяти: хроника еврейского мученичества», где бы рассказывалось о евреях, замученных в соответствующий день календаря, и издатель книги полагал, что именно так оно и будет, однако Хайер сказал, что эту информацию лучше заложить в компьютер, и Визенталь, считавший, что это очередная попытка его унизить, пригрозил, что сделает ужасное: предложит эту идею музею Холокоста в Вашингтоне.

«Мне также не нравится тот факт, – писал он Хайеру, – что ты беспрерывно фигурируешь в средствах массовой информации. Не проходит и недели, чтобы ты не прокомментировал какую-нибудь тему, часто не имеющую к Центру никакого отношения, и при этом тебя всегда представляют как “декана Центра Симона Визенталя”».

В свете всех этих фактов Визенталь пришел к выводу, что смысла поддерживать отношения с Центром через Хайера больше нет (в то, что тот изменит свое поведение, он не верил), и уведомил раввина, что будет просить совет директоров найти ему замену. Однако Хайер так на своей должности и остался, а Визенталю пришлось удовлетвориться ролью «свадебного генерала».