Том Сегев - Симон Визенталь. Жизнь и легенды

Многие из спасшихся во время Холокоста евреев жаждали мести, а некоторые из них даже пытались убивать немцев. Например, уже упоминавшийся Аарон Хотер-Ишай рассказывает в своих воспоминаниях об одном еврее, который положил перед ним шесть золотых колец и сказал: «Это – кольца шести немцев, которых я убил». Немцы были военнопленными. Двоих он задушил, двоих зарезал их собственными штыками, а двум другим проломил головы ломом. Причем у одного из немцев, которому он раскроил череп, он не только снял кольцо, но и вырвал золотой зуб. Один из убитых – молодой парень – умолял его о пощаде, но мститель на его мольбы не поддался. Он показал Хотер-Ишаю, как закалывал немца, и глаза его при этом горели злобой и ненавистью. «В те дни, – пишет Хотер-Ишай, – я тоже чувствовал желание отомстить и понимал испытанное им удовлетворение».

Месть считали своей главной задачей и некоторые другие бойцы Еврейской бригады. Составив список бывших гестаповцев, они переодевались в форму английской военной полиции, приходили к гестаповцам домой, арестовывали их – якобы с целью допросить – и по дороге убивали. Среди этих мстителей был, в частности, один из будущих командиров израильской армии Шимон Авидан (он отправился в Европу, чтобы убить Эйхмана, но по ошибке убил другого человека) и будущий начальник израильского генштаба Хаим Ласков.

Но самая известная и масштабная операция возмездия была разработана несколькими пережившими Холокост евреями, которые после войны оказались в польском городе Люблине и для которых месть стала настоящей религией. Они решили отравить шесть миллионов немцев. Их предводителем был Паша Рейхман (впоследствии изменивший свое имя на Ицхак Авидов и работавший в израильском посольстве в Варшаве), а духовным лидером – харизматичная личность, которой многие восхищались, поэт и мечтатель Абба Ковнер. Однако их план отравить источники воды в нескольких немецких городах провалился и все, что им удалось сделать, – это обмазать ядом буханки хлеба в одном из лагерей для немецких военнопленных, в результате чего несколько сот человек страдали желудочно-кишечным отравлением.

Много лет спустя Ковнер писал Авидову: «Похоже, мы рисковали жизнью из-за ничего не значащих вещей. Значимость им придавала только наша готовность жертвовать собой». Примерно так же относились к мести и в еврейской Палестине. Один тамошний журналист писал, что в принципе месть – такое же основополагающее чувство, как страх, радость, голод и жажда, но при этом «европейский и еврейский моральный кодексы рассматривают месть как низменный инстинкт, который следует из своего сердца выкорчевывать». Приемлемой реакцией на нацистские преступления, вторила ему газета «Гаарец», должна быть не месть, а «полное и справедливое наказание на основании приговора суда».

Этой же точки зрения придерживался и Визенталь. Свою автобиографию он назвал «Суд, а не месть», а через некоторое время после войны на конгрессе жертв Холокоста в Париже сказал, что арест военных преступников и суд над ними являются главной моральной компенсацией, которую заслуживают евреи. «Нельзя, – считал он, – давать нацистам повод говорить, что евреи не лучше их самих».

Книга израильского историка Михаэля Бар-Зоара о мстителях вызвала у Визенталя гнев. Он утверждал, что все в ней написанное – неправда, включая и историю о том, как товарищи Ковнера отравили хлеб, которым кормили пленных эсэсовцев. По словам Визенталя, на самом деле попытку отравления предприняли двое работников лагерной кухни, ни один из которых евреем не был: они отравили суп, и никто при этом не пострадал. Визенталь опасался, что публикация подобных историй может повредить еврейским интересам, и посол Израиля в Вене был с ним согласен. Одна крайне правая западногерманская газета, докладывал он, уже успела об этой сенсации раструбить.

Тем временем Манус Диамант продолжал втираться в доверие к подружкам Эйхмана, однако выяснить его местонахождение ему никак не удавалось. Визенталь же, со своей стороны, собирал каждую крупицу информации об Эйхмане, которую только мог найти. На сионистском конгрессе, состоявшемся в 1946 году в Базеле, он познакомился с Режё Кастнером, и тот рассказал ему о своих встречах с Эйхманом. Кастнер сказал, что благодаря контактам с Эйхманом ему удалось спасти жизни тысяч евреев, и Визенталь ему поверил.

Тадек Фридман все еще жил в Вене, и папка Эйхмана в его Центре документации распухала все больше и больше, в том числе благодаря информации, раздобытой в Нюрнберге Визенталем. Визенталю удалось поговорить там с нацистским преступником Германом Круми, и он спросил его, где находится Эйхман. Круми сказал, что в Египте или Палестине. В мае 1948 года Визенталь также узнал, что какое-то время Эйхман содержался в американском лагере военнопленных, но назвался там «Экманом» и сумел сбежать.

Незадолго до провозглашения Государства Израиль большинство эмиссаров, приехавших в Австрию из еврейской Палестины, вернулись домой. В июле 1947 года уехал и Артур Пьер. «Те же, кто приехали вместо него, – пишет Визенталь, – занимались совсем другими делами, и, как мне кажется, не слишком горели желанием ловить военных преступников». Похоже, только он и Тадек Фридман все еще продолжали интересоваться Эйхманом. «Эйхман – это моя страсть», – писал Визенталь в еженедельнике евреев-выходцев из Германии «Ауфбау», издававшемся в Нью-Йорке. Тем временем он продолжал следить за Вероникой Либль-Эйхман, жившей в Альтаусзее, и время от времени даже ездил туда сам.

Деревня Альтаусзее расположена в самом сердце Австрии, примерно в пяти километрах к северу от города Бад-Аусзее. И деревню, и город окружают величественные горы и зеркальные озера. Желтоватые каменные дома, излучающие буржуазную респектабельность, перемежаются с деревянными домиками под черепичными крышами. Местные жители до сих пор рассказывают историю о том, как эрцгерцог Иоганн завоевал сердце дочери местного начальника почты, а та, в свою очередь, пленила его. В тамошних гостиницах сохранились гостевые книги, из которых явствует, что когда-то здесь любил проводить время известный писатель Гуго фон Гофмансталь, сочинивший либретто для нескольких опер Рихарда Штрауса и ставший одним из основателей музыкального фестиваля в близлежащем Зальцбурге. Приезжали туда из Вены также писатели-евреи: Артур Шницлер, Якоб, Вассерман и Герман Брох. Часто бывала там и семья Теодора Герцля, любившего кататься по окрестностям на велосипеде. «Чистый воздух Аусзее, – пишет местный историк, – несомненно, повлиял на ход мыслей основателя политического сионизма». А одна лесная тропинка названа в честь еще одного тамошнего гостя, Зигмунда Фрейда.