Том Сегев - Симон Визенталь. Жизнь и легенды

Романтик с невероятно раздутым эго, склонностью к фантазиям и излишней любовью к неприличным анекдотам, «Дон Кихот» и «Джеймс Бонд» в одном лице, он был смелым человеком, который инициировал несколько захватывающих операций. Но несмотря на миф, им же сотворенный, он никогда не руководил всемирной организацией, занимавшейся поиском преступников, а работал почти в одиночку, в маленькой квартирке, среди кип старых газет и ящиков с пожелтевшими карточками. Это и был тот самый Центр документации, который он основал в Вене. Неподалеку оттуда во время Второй мировой войны стояла роскошная гостиница «Метрополь», где располагалась штаб-квартира гестапо. В кабинете Визенталя висела большая карта с названиями сотен разбросанных по Европе концентрационных лагерей и лагерей смерти. В нескольких из них сидел он сам.

Чтобы раздобыть информацию о нацистских преступниках и их возможном местонахождении, он использовал исторические документы, данные переписи населения и даже телефонные справочники. Эта работа составляла смысл его жизни. Иногда он отправлялся на маленькие разведывательные операции и выуживал информацию у любивших посплетничать соседей, барменов, почтальонов, официантов и болтливых парикмахеров. Один из знакомых сравнил его с незадачливым инспектором Клузо из комедийного кинодетектива «Розовая пантера».

Преклонение Визенталя перед либеральной судебной системой, его умение работать со СМИ и вера в Америку сделали его одним из ярких представителей двадцатого века. Он разработал универсально-гуманистическое понимание Холокоста. В противовес интерпретации Холокоста, которой придерживались израильтяне и еврейский истеблишмент в США, он был склонен видеть в убийстве евреев преступление против человечества в целом и причислял к Холокосту преступления нацистов против других групп населения: неизлечимо больных, цыган, гомосексуалистов и свидетелей Иеговы. Холокост в его глазах был трагедией не только еврейской, но и общечеловеческой.

Гуманизм Визенталя уходил своими корнями в историю его собственной жизни: он был космополитом, жившим в нескольких национальных мирах. Родившись в мире еврейском, он вырос и сформировался в мире австрийском, но при этом одной ногой стоял также в мире израильском, а другой – в американском.

Нередко ему требовалось мужество. Целая комната в его Центре была отведена под папки с письмами, в которых содержались угрозы и антисемитские оскорбления. Таких папок насчитывалось несколько сотен. Визенталь помечал их буквой «м», то есть «мешугенер» – «сумасшедший» на идише. Однажды он получил письмо, на конверте которого было написано: «Австрия. Еврейской свинье». Он позвонил министру, ведавшему почтой, и спросил, каким образом почтальон узнал, что письмо адресовано ему. Но почтальоны это знали; они всегда знали… Тем не менее Визенталь решил жить в Австрии и связал с этой страной свою судьбу. Объяснить, почему он так поступил, нелегко.

В 1953 году Визенталь узнал – и сообщил об этом израильским властям, – что один из главных нацистских преступников, Адольф Эйхман, скрывается в Аргентине. Через семь лет Израиль направил в Буэнос-Айрес тайных агентов, которые похитили Эйхмана и привезли в Иерусалим. Там он предстал перед судом и был казнен. Участие Визенталя в этой истории сделало его в глазах публики героем, как если бы он поймал Эйхмана собственноручно. Однако некоторые израильтяне ему этого не простили. Один из них сказал, что Визенталь подобен человеку, который просит его подвезти и захватывает машину, а некоторые сравнивали его с легендарным лжецом бароном Мюнхгаузеном. Между тем в течение ряда лет Визенталь состоял на службе в Моссаде.

Он принимал участие в поисках сотен нацистских преступников, и благодаря ему десятки из них были преданы суду и признаны виновными. Его неустанные усилия по их обнаружению и сбору свидетельских показаний достойны изумления – особенно в свете того факта, что большинство виновников чудовищных нацистских преступлений наказания избежали. После поражения Третьего рейха они «смешались с толпой», поселившись в Германии, Австрии и других странах, и ответа за преступления этих людей никто не требовал. Некоторые из них даже преуспевали – в политике, в административных структурах, в судебной системе, в образовательных учреждениях, в бизнесе. Это происходило не только потому, что немцы и австрийцы относились к нацистским преступникам снисходительно, но и из-за «холодной войны». Визенталю часто приходилось сталкиваться с тем, что нацисты, которых он нашел и требовал предать суду, оказывались тайными агентами спецслужб США и других стран, а как минимум в одном случае даже работали на Израиль. «Мы, – говорил Визенталь, – победили нацистов на войне, но после войны они победили нас».

Он умер в сентябре 2005 года в возрасте 97 лет, и его дочь, Паулинку Крайсберг, завалили письмами соболезнования. Они приходили со всех континентов. Среди авторов этих писем были королева Голландии Беатрикс, король Иордании Абдалла, Лора и Джордж Буш, а также президенты, премьер-министры, члены парламентов и мэры городов из многих стран мира. Американский сенат принял решение присоединиться к трауру, а кто-то даже прислал соболезнования от имени легендарного боксера Мохаммеда Али – возможно, из-за давления, которое Визенталь в свое время оказывал на муниципалитет Берлина, пока тот не сдался и не назвал (судя по всему, неохотно) одну из улиц города именем Джесси Оуэнса, черного легкоатлета, который участвовал в Олимпиаде 1936 года в Берлине и победил спортсменов нацистской Германии. «Государство Израиль, еврейский народ и все человечество в целом многим обязаны Симону Визенталю, посвятившему свою жизнь тому, чтобы зверства нацистов больше не повторились и чтобы убийцы не остались безнаказанными», – писал премьер-министр Израиля Ариэль Шарон.

Но больше всего дочь Визенталя тронули бесчисленные письма рядовых граждан; сотни из них были детьми тех, кто пережил Холокост. Холокост стал ключевым фактором, повлиявшим на формирование их личности, и многие из них испытывали к Визенталю огромную симпатию. Уроженка Израиля Эсти Коэн писала: «Когда мне было шесть лет, я ставила возле кровати туфли – на случай, если ночью придут нацисты. Чтобы у меня, по крайней мере, были туфли. Не как у мамы во время “марша смерти” из концлагеря в конце Второй мировой войны». Она приложила к письму фотокопию своего израильского паспорта, наклеив на него желтую звезду Давида. «Я хотела, чтобы вы знали, как ваш отец, светлая ему память, повлиял на мою жизнь», – писала еще одна израильтянка, шестидесятичетырехлетняя Лиат Ситро. По ее словам, день, когда она услышала по радио о поимке Эйхмана, стал самым великим днем в ее жизни, потому что именно тогда она – впервые с тех пор, как стала проявлять к интерес Холокосту, – снова поверила, что в мире есть справедливость.