Александр Александров - Подлинная жизнь мадемуазель Башкирцевой

В те времена, когда в Рим попала Мария Башкирцева, ни сам папа Пий IX, ни его кардинал Джиакомо Антонелли уже не пользовались тем влиянием, которое у них было раньше. Кроме того, кардинал Антонелли уже утратил и свое влияние на самого папу и не был «пружиной, заставлявшей двигаться всю папскую машину», как считала Башкирцева. Тем не менее, отсвет той значительности, которая была у него в прежние годы, на Антонелли еще падал.

Они попали к кардиналу в неудачное время — его преосвященство обедал и не смог их принять. Их попросили оставить карточку и сказали, что, возможно, кардинал примет их завтра утром.

Наверное, он их и принял, и довольно любезно, потому что уже через несколько дней они удостоились аудиенции у самого папы Пия IX.

Ватикан потряс Марию, она записала в дневнике, «что не хотела бы уничтожения пап». Видимо, такие разговоры велись в обществе, как следствие ослабления папской власти. «Они велики уже тем, — писала Башкирцева, — что создали нечто столь величественное, и достойны уважения за то, что употребили свою жизнь, могущество и золото, чтобы оставить потомству такой могучий колосс, называемый Ватиканом». (Запись от 10 января 1876 года.)

В ватиканском дворце было много солдат и сторожей, одетых как карточные валеты. Слуга, одетый в красное, провел Башкирцеву, ее мать и Дину через длинную галерею, украшенную великолепной живописью, с бронзовыми медальонами и камеями по стенам. В комнате, где перед бюстом папы Пия IX стоял прекрасный золоченый трон, обитый красным бархатом, они более часа дожидались святого отца.

Наконец портьера отдернулась и, сопровождаемый несколькими телохранителями, офицерами в форме и окруженный несколькими кардиналами, появился сам папа, одетый в белое, в красной мантии, опиравшийся на посох с набалдашником из слоновой кости.

Дальше предоставим слово самой Марии Башкирцевой, очень хорош портрет папы Пия IX, набросанный несколькими словами:

«Я хорошо знала его по портретам, но в действительности он гораздо старше, так что нижняя губа у него висит, как у старой собаки.

Все стали на колени. Папа подошел прежде всего к нам и спросил, кто мы; один из кардиналов читал и докладывал ему имена допущенных к аудиенции.

— Русские? Значит, из Петербурга?

— Нет, святой отец, — сказала мама. — Из Малороссии.

— Это ваши барышни? — спросил он.

— Да, святой отец». (Запись от 22 января 1876 года.)

Святому отцу было в то время 84 года. Он происходил из рода графов Мастаи-Феретти, приходился родственником Пию VII. Пий IX известен тем, что проводил в своем государстве реформы в либеральном духе, что, впрочем, закончилось падением самого государства. В 1854 году фактически единолично, без участия собора, провозгласил новый догмат о беспорочном зачатии Девы Марии. В 1867 году он предложил на предварительное обсуждение кардиналов новое учение о папской непогрешимости. Несмотря на сильную оппозицию новому учению, ему удалось в 1869 году на ватиканском соборе возвести папскую, а значит и свою, непогрешимость в догмат. Пий IX протестовал против занятия войсками Итальянского королевства Рима, объявил себя «ватиканским узником», не принимал короля Виктора-Эммануила II, но, несмотря на некоторое сочувствие к папе, в основном Франции, где сильно было влияние клерикалов, никто в Европе не встал на его защиту. Папе было назначено ежегодное содержание, но он отказался от «иудиных» денег, святой отец еще долго ломался, то имитируя свою власть и значимость, то издавая жалобные стоны и называя себя «ватиканским узником»; свет в Риме разделился на «белый», аристократию, двор короля Виктора-Эммануила II, и «черный» свет, двор папы Пия IX. Французское военное судно постоянно крейсировало близ Рима, что помочь в случае чего папе бежать из его так называемого «плена». Король Виктор-Эммануил II поселился в Квиринальском дворце. За папой были сохранены только Ватикан, Латеран и вилла Кастель Гандольфо. С тех пор именами Квиринал и Ватикан обозначали правительство Италии и святой престол.

Папа сказал гостям маленькую речь на дурном французском языке, напомнил, что нужно ежедневно, не откладывая до последнего дня своей жизни, приобретать себе отечество, которое не Лондон, не Петербург, не Париж, а Царствие Небесное, дал свое благословение людям, четкам, образкам.

Кардиналы смотрели на Мусю так, как бывало при выходе из театра в Ницце, записано у нее в дневнике. Из этого сравнения вычеркнуто имя Жирофли, это он, Эмиль д’Одиффре, смотрел на нее так при выходе из Оперы в Ницце. Надо думать, кардиналам ничто человеческое не было чуждо. Как, впрочем, и самому папе с висячей собачьей губой. Из дневника вычеркнуто, что увидев Мусю, святой отец, указывая на нее тощим пальцем, первым делом спросил: «Кто эта американка?»

Муся совсем было зачахла от тоски, скучая по тете, которая осталась в Ницце, и даже по Люсьену Валицкому, тоже не поехавшему с ними, но тут судьба послала ей следующее приключение. Как-то, выходя из коляски у крыльца отеля, она заметила двух молодых римлян, смотревших на нее. Потом она заметила их на площади перед отелем — они явно следили за их окнами. Посланная для выяснения служанка Леони донесла, что это совершенно приличные молодые люди, а скоро, к безумной радости Муси, выяснилось, что один из них, который наиболее ей заинтересован, племянник самого кардинала Антонелли (В ее дневнике он обозначен буквой «А.»)

Муся торжествовала. Племянник кардинала! «Черт возьми, он и не мог быть никем другим. Теперь я узнаю себя».

Пьетро Антонелли был красив, напоминал неверного Одиффре. Матовый цвет лица, черные глаза, потом она уточняет, что карие, правильный римский нос, красивые уши, маленький рот, недурные зубы и усы двадцатитрехлетнего молодого человека — таков портрет следующего претендента на ее руку.

Как им сказали, он очень весел, остроумен и хорош собой, но несколько «passerello», что по-итальянски значит «разгильдяй». Но это только придавало в глазах Марии ему веса и пикантности. Ее же мать решила, что он похож на брата Марии, Поля.

Тут же заброшена учеба: она только начала занятия с поляком Каторбинским, брала у него уроки рисунка и живописи, посетила французских художников на вилле Медичи, серьезно хотела заняться пением с итальянцем Фачьотти, который нашел у нее голос, охватывающий три октавы без двух нот, теперь же все брошено все псу под хвост, она едет в маскарад, костюмированный бал в Капитолии, куда неприлично ездить семнадцатилетней девушке, даже, если ее и сопровождает взрослая особа. Это прибывшая в Рим мать Дины, бывшая жена дяди Жоржа, Доминика. Начинаются ее римские каникулы.

На Мусе черное шелковое платье с длинным шлейфом, узкий корсаж, черный газовый тюник, убранный серебряными кружевами, задрапированный спереди и подобранный сзади в виде грандиознейшего в мире капюшона, черная бархатная маска с черным кружевом, светлые перчатки, роза и ландыши на корсаже.