Лев Александров - Две жизни

Жизнь на земле дискретна. Единица живого — организм. В человеческом обществе первая и последняя составная часть — человек. Человек, а не семья, не нация, не государство, не класс, не партия. Только человек обладает сознанием, способностью мыслить, чувствовать боль, быть счастливым, раскаиваться. Человек, а не семья, не нация, не государство, не класс, не партия. Только человек, отдельный человек, может хотеть. Короче говоря, только человек обладает душой. И потому только человек может отвечать за свои (и только за свои) поступки. Хорошим или плохим, добрым или жестоким, умным или глупым может быть только человек.

В этой книге все выдумано и все правда. Две разных жизни, два разных человека. И оба они — это я.

Даты написания всех стихотворений точны до недели. Главы V и XI — подлинники.

Фамилия автора — псевдоним. Под своим именем пишу совсем другие книги.

Лев Александров

Май 1987

Он проснулся в четыре часа утра. В горле стоял комок, не давал дышать. Он знал, что сейчас комок спустится ниже и постепенно перейдет в тупую боль за грудиной.

После третьей таблетки нитроглицерина немного отпустило. Теперь дня три будет тянуться хвост, — одышка, усталость. А когда-нибудь, может быть очень скоро, нитроглицерин не поможет. Что по ту сторону — неизвестно. Он верил — что-то есть. Начал верить лет десять назад. Но рассуждать об этом нет никакого смысла. Вера есть вера. Ни доказать, ни опровергнуть нельзя.

Смерти он не боялся. Он знал это точно, — не раз было проверено. Боялся только года два, лет в тринадцать, четырнадцать, когда впервые понял, что когда-нибудь непременно умрет.

Уже не уснуть. Можно зажечь лампу и дочитать очередной детектив, кажется Гарднер. А можно просто лежать и вспоминать.

Когда-то, если не спалось, думал о будущем, мечтал. Теперь все больше о прошлом. Такая длинная и такая быстрая жизнь. Это неверно, что в молодости время идет медленно, а в старости быстро. Когда он был молодым, время летело стремглав, он сам подгонял его, нетерпеливо заглядывал вперед, некогда было подумать. А теперь все медленнее и медленнее. Он перечел про себя недавно написанные стихи (он часто теперь читал про себя стихи, старые и новые).

Хорошие стихи. Не так часто удается сказать то, что хочешь.

Мууди пишет, что в момент умирания перед человеком вновь проходит вся жизнь, начиная с младенчества, со всеми давно забытыми подробностями. А он и так все помнит.

Четверть пятого. Часа через три придется встать. За три часа можно снова прожить жизнь.

Его зовут Борис, Боря, Боренька, Борюнчик- смехунчик, — так зовет его мама. Ему пятнадцать лет. Он уже в седьмом классе. Ребята его зовут Великаном, просто у него такая фамилия — Великанов. Сейчас декабрь 1936 года. В этом году с ним случилось много важных и не очень важных вещей. Из не очень важных — его приняли в комсомол. Это не так уж важно, потому что в их классе приняли всех, кроме Алешки Парина, у которого отец бывший поп. А важно то, что он окончательно решил, что будет биологом, ученым биологом, а не поэтом. Все в классе думают, что он станет поэтом, только мама всегда говорит, что ему нельзя быть поэтом, потому что он пишет стихи гораздо хуже Пушкина и даже Есенина. Он решил, что будет биологом после того как прочел Поля де Крюи "Охотники за микробами". Конечно, мама права. Поэтом стоит быть только гениальным. А ученым можно быть любым — важно просто все время работать. У него есть уже маленький микроскоп; мама дала деньги, и он сам купил его в "Учебных пособиях" на Неглинной.

Стихи он, конечно, писать будет, но только для себя и для друзей.

Второе важное событие — он поцеловался. И не с кем- нибудь, а с Соней Гурвич, самой красивой девчонкой в классе. За ней все ребята бегают, а он, может быть, даже влюблен. Поцеловал он ее на катке в Парке культуры. У него это было в первый раз, а у нее, наверное, нет, потому что Соня сказала, что он не целуется, а клюет. Но во второй и в третий раз вышло гораздо лучше. Он потом написал об этом стихи, они немного приукрашены, но Соне понравились.

Плохо только "прочтя позволенье". Где «прочтя»? В глазах, во взгляде? Не получилось. Он все-таки еще плохо отделывает стихи.

Случилось еще одно важное событие, но об этом после.

Они живут в Москве, в большом сером доме на углу Лихова переулка и Садовой. Они — это папа, мама, он и его сестра Надя. Наде уже двадцать три. У них отдельная четырехкомнатная квартира. У него своя маленькая комната, в другой, побольше, Надя, потом мамина и папина спальня и еще самая большая комната, где никто не живет. Папа называет эту комнату столовой, а мама гостиной. Еще есть старенькая няня Маруся. Она спит на раскладушке в кухне, а днем сидит в большой комнате и вяжет. Она совсем старая и больная, так что мама, Елизавета Тимофеевна, ей не позволяет даже убирать комнаты. Иногда она помогает маме на кухне. Маму она зовет «барыней». Папа всегда сердится и говорит, что бар давно нет, а мама смеется и уверяет его, что Марусю уже поздно воспитывать.

Ни у кого в классе, кроме него, отдельной квартиры нет. Все живут в коммунальных. А у них отдельная. Это потому, что папа ответственный работник.

Каждое утро за ним приезжает машина и отвозит на службу в Наркомат. Как называется папин Наркомат Борис не знает, папа дома никогда не говорит о работе. При Борисе, во всяком случае. Папа, Александр Матвеевич, вообще дома говорит мало, только с мамой в их комнате.

У них в семье каждый живет своей жизнью. И все очень разные. Борис больше всех любит маму. Во-первых, мама красивая, а во-вторых, умная. Мама самая образованная в семье. Она может говорить по-французски и по-немецки. Очень давно, еще до мировой войны, она училась в Германии, в городе Карлсруэ, и имеет высшее юридическое образование. Мама нигде не работает. Мама говорит, что если женщина может не работать, она должна не работать.