Валерий Перевозчиков - Живая жизнь. Штрихи к биографии Владимира Высоцкого - 2

Поездки Высоцкого за границу Любимова, конечно, раздражали. И Володя, артист, отдавший театру Шестнадцать лет и в общем человек дисциплинированный, тоже понимал, что подводит Петровича. Но он всегда предупреждал заранее о времени отъезда. Да и к этому времени он стал гастролером. Гастролером! — именно с большой буквы. Он мечтал о спектакле, поставленном только на него, который он мог бы играть, а мог бы и не играть, но не подводить никого.

Весь последний год постоянно возвращался к идее моноспектакля по своим песням. Думал о своем театре песни. Хотел вернуться к оформлению Давида Боровского. Давида он очень уважал как художника, как человека. А еще за то, что Боровский в ходе работы над спектаклем хорошо узнал и оценил его поэзию.

В Химках после концерта подошла женщина и говорит: «Владимир Семенович, вы ведь, наверное, рукописи не храните, архива не держите. А вы не боитесь, что все это пропадет?» Высоцкий серьезно ответил: «Если то, что я делаю, чего-нибудь стоит, то не пропадет».

Большой Каретный… В этой компании Володя был младше всех, и он делал всякие штучки, чтобы их удивить. И он умел это делать… У него была какая-то вина перед Левой Кочаряном. Один раз мы ехали мимо Склифосовского, где умер Кочарян, и вдруг у Володи на глазах появились слезы…

Первая жена Володи — Иза Высоцкая… При мне Иза приезжала в Москву, бывала на Володиных концертах— очень тонкая, интеллигентная женщина. Володя всегда вспоминал о ней очень тепло… Она окончила студию на два года раньше, распределилась в Киев. И вот я думаю, если бы Володя тоже попал в Киев, пошли бы у них дети… И как сложилась бы у него жизнь — кто знает!

Родители… Конечно, у Володи с родителями были своеобразные, а иногда и сложные отношения. Но это были их родственные отношения. Марина Влади имеет какое-то право судить об этом, потому что она была членом семьи… Но я могу сказать, что Володя по-своему родителей так жалел, так любил… Особенно в последнее время.

Последний год часто вспоминал про детство… Вдруг: «Давай поедем» — и везет меня на бывшую Первую Мещанскую. И начинает искать флигель, где была их квартира… Рассказывает про продуктовый магазин, который был рядом, про сантехника дядю Колю — сильно пьющего мужчину…

Про этого дядю Колю он рассказал целую историю. Дядя Коля почти каждое утро просил у продавщиц чекушку — похмелиться. Однажды попросил, а они говорят: «Сколько можно, дядя Коля, сегодня не дадим…» Он так обиделся, что пошел и закрыл какую-то задвижку. Начала подниматься вода и залила весь этот магазин. Поплыл сахар в мешках. Продавцы срочно разыскали дядю Колю: «На, бери свою чекушку». — «То-то, смотрите у меня! Без дяди Коли…» Вспоминал детские годы… Значит, дороги были ему.

Последние годы как-то погрустнел: что-то такое узнал про мир, и что-то в нем самом изменилось. И это нечто его тяготило в последнее время. Спать не мог в темноте, уходил из дому, не выключал свет, все время при свете… Иногда спал с открытыми глазами и даже видел сны… Вздрогнет… «Ты что?» — «Ничего, я спал…» Вообще спал бессистемно: ночью — часа три-четыре, днем час-два прихватывал. И не мог быть один, всегда кто-то рядом… Звонит: «Валера, приезжай!» Последний год он ни одной секунды не был один…

Вдруг начинал быть таким деятельным! Квартиру выбил Федотову — врачу — столько ему пришлось побегать по кабинетам… Бывало и так: выезжаем утром, заходит в один кабинет — не получается: «Все, едем домой!»

Физически Володя был очень одарен. В общем, нормальный человек так не может… Десять дней «в пике», а утром встал — и готов снова работать. Я всегда этому поражался: как и когда он выходит из этого периода? Восстанавливаемость — просто колоссальная! После остановки сердца в Бухаре отправили его в Москву, сами прилетели через день. Володя — подтянутый, спортивный — встречает меня в аэропорту.

За последние пять лет жизни в Союзе серьезно не отдыхал ни разу. Последний серьезный отдых был в Мексике, где снималась Марина, вот там действительно отдохнул, много работал… Летом 1979 года заехал ко мне в Сочи, я отдыхал там в санатории «Актер». И прямо из номера у него украли джинсы и куртку с документами. Документы потом вернули с запиской: «Извини, Володя, не знали». Вообще, отдыхать не умел… На даче долго быть не мог, приедем утром, уже вечером тянет в Москву: не мог без телефонных звонков, без работы…

О концертах в США, конечно, рассказывал. Импрессарио Виктор Шульман провез его по всей стране. Володя выступал на факультетах русского языка, были и большие аудитории, были и приватные концерты. На одном из концертов за кулисы пришел работник нашего консульства — Володя в это время официально должен был находиться во Франции. Высоцкий объяснил, что приехал в США с женой, которая проходит здесь курс лечения. Программа концертов была очень точно выверена, Володя следил за каждым своим словом. Он так четко себя держал, что не нужно было никакого цензора.

Последние годы кому-то постороннему попасть к нему домой было очень сложно. Иногда просто выгонял… Один довольно известный киноактер привел одного из своих приятелей, чтобы похвастаться — смотри, с кем я знаком… Володя его выгнал! Высоцкий понимал, что он — человек известный и что только дома он мог быть самим собой. Он, конечно, имел право на личную жизнь, плохая она была или хорошая — это другое дело… А когда приходили вот так, без звонка, то видели его «раздетым»… И без звонка даже самые близкие, в общем-то, не приходили. Да, вокруг него всегда были люди, но не люди-люди-люди…

Его болезнь?.. Володя ведь прекрасно знал (он был человек мужественный), что из круга этой болезни вырваться трудно, почти невозможно. Почему он так много говорил и писал о смерти?.. За четыре месяца до смерти мы с Абдуловым были у врача и все ему рассказали. Врач сказал Севе, что если Высоцкий проживет еще два месяца — это будет хорошо. Тогда Всеволод Высоцкому все выложил: «Ты же погибаешь!» И Вадим Туманов тогда ему наговорил…

Последние месяцы все завязалось каким-то узлом. В последний раз, весной, страшно не хотел лететь в Париж, сделал все, чтобы опоздать… А перед этим был трудный и долгий разговор с Мариной. И понимание ему нужно было тогда, не осуждение, не советы, а понимание! Проповедников и советчиков хватало, а вот быть рядом, разделить боль… Его болезнь… Как потом мне сказал врач: чем высокоорганизованнее интеллект, тем быстрее он разрушается.

Но все, кто теперь пишет, вспоминает о Высоцком, знали, каким он был. Не пойму, зачем мы делаем жизнь за него? Зачем скрываем, зачем приукрашиваем?.. Тогда мы многое не поймем в его творчестве, а потомки — тем более.

У Володи было обостренное чувство собственного достоинства — только очень близкие люди знали об этом. Жесткий, взрывался, это была форма самозащиты: лучше не допустить, чем открыться. Он бывал очень благодарен, если ты терпишь его капризы, и никогда не забывал об этом.