Дебора Макдональд - Очень опасная женщина. Из Москвы в Лондон с любовью, ложью и коварством: биография шпионки, влюблявшей в себя гениев

Жизнь Максима Горького теперь уже стала историей, его дом – музеем, и в 1968 г. состоялась церемония празднования его столетия. На ней присутствовала Мура – его самая обожаемая и единственная живая возлюбленная и наперсница (Екатерина умерла в 1965 г., а Мария Андреева лежала в могиле с 1953 г.).

В Англии то же самое произошло с Гербертом Уэллсом, но с гораздо меньшей помпезностью. В 1966 г. на доме номер 13 по Ганновер-Террас была установлена синяя мемориальная доска, и на денек дом был открыт для посетителей. Собралась огромная толпа. Новый владелец дома, слегка встревоженный, заметил пожилую даму, оглядывающуюся по сторонам в одиночестве, и решил «вежливо перекинуться с ней словом». Пожилой дамой оказалась Мура, решившая воскресить в памяти прошлое. «Я знаю это место, – сказала она. – Господин Уэллс однажды ущипнул меня за задницу» [879].

Он ущипнул ее гораздо сильнее. Какими бы неустроенными ни казались их отношения, между ними существовала связь. Сын Герберта Уэллса Энтони Уэст вспоминал то сильное влияние, которое оказала на него и его отца Мура:

…я не могу забыть тот захватывающий момент, когда однажды днем в 1931 г. я впервые увидел, как она сидит и разговаривает с моим отцом в саду в Истон-Глиб. Ее фатализм позволял ей излучать безмерно обнадеживающее спокойствие, а ее благодушие делало ее присутствие скорее удобным, нежели причиняющим беспокойство. Я всегда с нетерпением ждал своей следующей встречи с ней и последнюю вспоминаю с удовольствием. Я безоговорочно верил в ее bona fides и никогда не сомневался, что без ее сердечности, любви и спокойного стоицизма мой отец был бы более мрачным и пессимистичным в те годы, которые прошли между его семидесятым днем рождения и смертью. Всякий раз, когда я видел их вместе, я был уверен, что они действительно счастливы [880].

Жизнь Горького, Уэллса и ее собственная – все это стало уже историей, музейными экспонатами. Двери закрываются, занавес падает… ничего не осталось, кроме воспоминаний и секретов.

Один набор воспоминаний, один жизненный путь, тот, который затмил и перекрыл остальные, закончился в 1970 г.

В 1948 г., пожив недолгое время с Томми Росслин, Локарт женился на своей секретарше военных лет Молли Бек. Она была практичной женщиной, которая попыталась решить его финансовые проблемы. Она увезла его из Лондона, и они много лет прожили в Эдинбурге, а затем Фалмуте в Корнуолле. Но он по-прежнему не мог быть вдали от Муры. Всякий раз, когда бывал в Лондоне, встречался с ней и часто совершал долгую поездку в столицу с этой единственной целью.

Они старели – иногда вместе, чаще порознь. В марте 1953 г. она написала, чтобы напомнить ему, что скоро у нее «большой шестидесятилетний юбилей», и они договорились встретиться, чтобы отпраздновать это за ужином [881]. Она по-прежнему была его любимой Мурой, а он – ее Малышом. С возрастом у них прибавилось болезней и немощи. Как и во всех других аспектах их жизни, именно Мура оставалась неунывающей. Она пережила рак груди, тогда как в 1960-х гг. здоровье Локарта, которое было слабым после его возвращения из России в 1918 г. и ухудшилось благодаря его многолетним вредным привычкам, начало резко сдавать. К концу 1960-х гг. у него началось слабоумие. Его блестящий ум и неотразимая донкихотская личность разрушались. Его сын и невестка ухаживали за ним дома в Хоуве до тех пор, пока его не поместили в местный дом для престарелых.

Мура навещала его там и была с ним в последние часы его жизни [882].

Сэр Роберт Брюс Локарт умер во сне 27 февраля 1970 г. Ему было 82 года. Некролог в «Таймс» был очерком о его приключениях, и в нем говорилось, что «он был дважды женат» [883], но нигде не была упомянута женщина, которая значила для него больше всех, делила с ним самые страшные опасности, продала себя, чтобы спасти его жизнь, и любила его с пылкой страстью, которая была сильнее смерти.

Через два дня после его похорон в Хоуве Мура заказала по нему поминальную службу в русской православной церкви в Эннисмор-Гарденз, Кенсингтон, недалеко от своего бывшего дома [884].

Служба началась в полдень, и, как было оговорено, пел хор, курился ладан, и проходил полный церемониал православной заупокойной службы под священным позолоченным куполом церкви. Не хватало только паствы. Мура поместила объявление в «Таймс», но она была единственным человеком, присутствовавшим на службе. Его родственники не одобряли ее действия, а его друзья не пришли из уважения к ним. Это прекрасно устраивало Муру – служба была не для них, а для нее и ее Малыша в память об их любви, о маленьком Питере, который так и не появился на свет, в память о мужчине, которого Мура любила так, как, по ее мнению, никакая женщина еще не любила мужчину. Наконец в смерти она обрела его.

Мура совершила свою последнюю поездку в Москву в 1973 г. Ее здоровье ухудшалось. Артрит годами преследовал ее, и ей уже сделали две операции по протезированию тазобедренного сустава. Она едва могла обходиться без выпивки, чтобы взбодриться.

Близился ее час. Все двери уже закрылись, ей почти незачем оставалось жить. Были ее дети и внуки, которых она любила, но они – это будущее. Мура вступила в тот возраст, когда все, что по-настоящему имело значение, – это прошлое.

В 1974 г. Мура уехала из Лондона в Италию. Она собиралась навестить Пола. Теперь, когда ему едва перевалило за шестьдесят, он оставил фермерскую деятельность на острове Уайт и поселился вместе с женой в Тоскане. Гамиш Гамильтон считал, что Мура намеренно «решила уехать умирать» [885]. Она забронировала номер в маленькой сельской гостинице рядом с домом Пола и отправилась в путь.

Другой ее близкий друг – поэт Майкл Берн написал стихотворение для нее под названием «Мура Будберг: на ее отъезд из Англии» [886]. Он любил Муру. В ее круг его ввел Гай Берджесс, который был его сожителем; позднее он женился на давней подруге Муры и был тронут добротой Муры к ней в ее последней болезни, когда сама Мура плохо себя чувствовала. Она обладала «способностью облегчать страдания», вспоминал он [887]. Из всех Муриных друзей в последние годы ее жизни Майкл Берн, возможно, был тем, кто любил ее сильнее и искреннее всех.

В своем стихотворении он мягко высмеивал мифы, которые Мура и все, кто ее знал, сочинили о ней: