Лия Престина-Шапиро - Словарь запрещенного языка

Через некоторое время я получил ответ. «Ваше письмо по поводу словаря мы получили. Ваши претензии несостоятельны, специалисты утверждают, что буква (в скобках написано «аш») достаточно хорошо читается. Если вам трудно ее различить, мы рекомендуем вам пользоваться очками».

Но все же я был рад появлению этого словаря. Словарь произвел, видимо, очень большое впечатление не только в Советском Союзе, но и в Израиле...

— Прошлый раз вы очень колоритно рассказали о том, как побывали у разных людей и у всех находили словари. И мы с вами затронули вопрос: какое значение этот словарь имел для еврейского самосознания в России?

— Да, помню, я встречал у синагоги людей, которых не так уж хорошо знал, со словарем в руках. Я спрашивал некоторых: «Скажите, вы умеете пользоваться словарем?» — «Нет, мы не знаем иврита».

Но словарь окрыляет, это — надежда на лучшее будущее, на нормальные отношения с Израилем. И евреям станет легче. Одним словом, этот словарь способствовал какому-то возвращению к Субботе. Причем я расширяю смысл Субботы. Это не только какое-то религиозное начало, это — возвращение к желанию получить то, чего люди были лишены в течение многих лет в Советском Союзе.

Словарь оказал очень большое влияние и воздействие на евреев в Советском Союзе далее в тех случаях, когда они, казалось, были уже полностью оторваны от еврейства, ассимилированы.

Примерно 1967 г.

Израиль Борисович Минц — краткая справка

Израиль Борисович Минц (1900 г., Ромны, Украина — 1989 г., Тель-Авив), сионист, халуц, общественный деятель, знаток иврита, узник Сиона, активист и наставник в борьбе советских евреев за выезд в Израиль, публицист, переводчик.

В начале 20-х годов — первый секретарь областного комитета халуцим Белоруссии. Вскоре переехал в Израиль и включился в Гдуд ха-авода (рабочий батальон им. Иосифа Трумпельдора).

В 1931 году по семейным (не идейным) обстоятельствам отправился в СССР и застрял там на 42 года. Трижды арестовывался как сионист, был осужден на пять лет с последующим вечным поселением в Воркуте, где провел 26 лет до реабилитации в 1963 году.

Вернувшись в Москву, продолжал заниматься деятельностью, направленной на подъем национального самосознания евреев. Поддерживал связь с израильским посольством, помогал в организации ульпанов, преподавал иврит, вел переписку на иврите с израильтянами (в том числе с поэтом А. Шлёнским), занимался литературным переводом с иврита, написал ряд работ для еврейского самиздата на русском языке.

В 1973 году И. Минцу удалось вернуться в Израиль. До конца дней занимался активной общественной деятельностью: выступал перед солдатами Армии обороны Израиля, в кибуцах, клубах, центрах абсорбции; переводил с иврита на русский; публиковал многочисленные статьи в русскоязычной и ивритской прессе; возглавлял совет ассоциации узников Сиона; поддерживал интенсивную связь с узниками Сиона в СССР, оказывал посильную помощь отказникам, активистам алии.

Лежа в больнице на смертном одре, менее суток до кончины, в устном завещании автору этих строк вспомнил с сожалением о том, что не дожил до увековечения имени Феликса Шапиро, о чем он неоднократно писал.

Л. Любарский

Борис Орлов

Иврит-русский словарь, который составил Феликс Львович Шапиро, я увидел впервые 27 лет назад, когда решил подать документы на выезд в Израиль. Была зима 1970 — 71 года, до выезда было далеко, еще не пришел вызов из Израиля от мифической тети, но мы уже начали учить иврит. Словарь нам показал и научил им пользоваться мой первый учитель иврита Леня (Леви) Иоффе. С тех пор, вот уже более четверти века, я с ним не расстаюсь. Когда мне нужно что-то посмотреть или проверить, я, не оглядываясь, протягиваю руку и беру с полки не раз уже подклеенный словарь Шапиро, привезенный из Москвы в 1973 году. Рядом с ним давно уже стоят три тома словаря Эвен-Шошана, словари поменьше, но Шапиро полезен, как ни один другой.

Слова в словаре, расположенные «кустами» — по корню (шорешу), вводили в гущу языка, приучали создавать и запоминать производные слова, глагольные формы, идиоматические выражения. Лексика иврита сильно изменилась за последние 20 — 30 лет. Иврит стал более гибким, современным языком, включившим и «ивритизировавшим» массу иностранных слов в сфере науки, техники, быта и разговорной практики. В какой-то мере лексика словаря Шапиро кажется иногда старомодной. Меня, научившегося читать на иврите раньше, чем научившегося говорить, часто упрекали в том, что мой иврит «слишком литературный», т. е. он далек от упрощенного уличного магазинно-автобусного сленга. Последнему можно научиться и без больших умственных усилий. Но я благодарен словарю Шапиро за то, что он приучил меня не к языку толпы, а к языку литературы.

Вот уже много лет я читаю художественную литературу только на иврите. Иврит — один из главных инструментов моей преподавательской деятельности в Тель-авивском университете. По-видимому, я знаю его достаточно хорошо. Однако нет-нет да и приходится мне обращаться к огромному словарному запасу словаря Шапиро и блестящему грамматическому очерку языка иврит, составленному проф. Гранде и помещенному в конце словаря.

А. Рубинштейн, Москва

(Ко дню его столетия)

Будучи любителем еврейской литературы, Ф.Л. Шапиро часто посещал поэта Галкина и семью переводчика Слонима. Однажды, придя в гости к Слонимам, я там познакомился с симпатичным, энергичным, элегантно одетым старичком — Ф.Л. Шапиро.

Жена Слонима, Фрида Давидовна, представила меня: «Рубинштейн. Был еврейским актером, я работала с ним в театре «Фрайкуне» («Свободное искусство»). В молодости он играл в «Габиме».

Последнее очень заинтересовало моего нового знакомого. Он забросал меня вопросами: помню ли я еще иврит, какое у меня произношение — ашкеназийское

или сефардское. Наша беседа скорее была похожа на экзамен в учебном заведении. Он рассказал, что работает над составлением словаря иврит-русский и предложил мне помочь ему.

Я, конечно, с огромной радостью согласился. Моя работа была чисто техническая: составлять карточки на каждое слово отдельно, переписывая из тетради Шапиро. Позже он мне доверял и подборку, и редактирование небольших текстов. Наше сотрудничество нас сдружило и помогло мне укрепить мои знания языка иврит.

В пятидесятые годы иврит уже не был только святым языком Танаха и Талмуда. Это был живой язык, развивающийся из года в год.

Самым значительным творением для еврейской культуры того времени явился словарь Иврит-русский, составленный Шапиро. Его работа, кроме отбора слов, состояла в том, что он не просто точно и удачно трактовал ивритские слова, он передавал в переводе на русский язык точный эквивалент в прикладном значении для тех, кто будет пользоваться этим словарем. На слова, которые в переводе даются также одним словом, одним значением, в переводе Шапиро мы находим десятки словосочетаний буквально на все случаи жизни. Часто тут и изречения, афоризмы и целые фразы, трудно переводимые буквально.