Андрей Жариков - Крушение Кантокуэна

Из Советской Гавани в спешном порядке отправлялись на Сахалин свежие силы.

Еще совсем недавно старшина Яценко, возвратившись из штаба, хотел обрадовать баяниста Котина, показывал ему газету с приказом о награждении многих десантников орденами и медалями. Но всегда веселого Котина словно подменили. Он посмотрел заплаканными глазами на старшину и отвернулся.

- Слава, что с тобой? Ты плачешь...

Зная о большом горе матроса, старшина пытался успокоить его.

- Ты не горюй, все узнаем, - обещал старшина. - Кончится война, и мы найдем твоего Сергея. А может, и мать жива... Все бывает. Лишь бы скорее все это завершилось...

Из Владивостока десантников сразу же направили в Советскую Гавань. Там выдали всем матросское обмундирование. А то было как-то странно: все в солдатском, а называют матросами. Теперь все на своем месте. Вячеслава Котина назначили командиром отделения. На груди у него рядом с медалью "За отвагу" - орден Славы третьей степени. Слава выглядел стройным, подтянутым, мужественным. В его отделении десять автоматчиков и два пулеметчика. Все ребята молодые, в боях не были, но обучены хорошо. На своего командира они смотрели с особым уважением. Готовы выполнить любой приказ.

Перед отправкой на боевое задание десантная рота вместе с другими ротами провела учебную высадку на берег и получила хорошую оценку командования.

У Славы щемило сердце от мысли, что так неожиданно расстался с Сергеем. Простить себе не мог того, что не только не обменялся с ним адресами, но и не узнал его адреса во Владивостоке. Было время, и мог бы сбегать к матери Сергея, принести ей радость... И вдруг пришла мысль: "А если убьют меня и после этого найдется мама? Как она вынесет этот удар?"

Из Советской Гавани Слава отправил письма отцу, тете Клаве, написал и на разъезд Безымянный дедушке Мирона и всем сообщил, что рассказал ему Сережа Сидоров. Лишь одного не мог написать: что идет на выполнение боевого задания, будет освобождать Сахалин или Курильские острова. Он еще не знал, куда отправят роту.

22 августа всем выдали боевые патроны, гранаты, сухой паек и чистое белье. А утром 23 августа батальоны морской пехоты сводной бригады были выстроены возле причала. Личный состав всей бригады был построен в виде гигантской буквы "П". Наконец-то Слава увидел в противоположной шеренге Бориса Чуркина. Он тоже стоял на месте командира отделения и жестами руки требовал от моряков подровняться, стоять не сутулясь. Борис тоже увидел Котина и кивнул ему. Начался митинг.

- Товарищи матросы, сержанты, старшины и офицеры! Родина поручает нам освобождение от японских самураев Южного Сахалина, далекой, но русской земли...

Капитан первого ранга говорил, что Южный Сахалин был и будет наш, что воины-освободители не пожалеют жизни своей и выполнят боевой приказ. А потом, к удивлению Славы, выступил старшина Яценко.

- Братья, сыны, боевые товарищи, среди вас немало воинов, которые уже бывали в сражениях, они знают звериные нравы японской военщины. Но наше дело правое, мы били фашистов, разобьем и этого зверя. Клянусь командованию, Родине своей, что буду драться до последней капли крови!

Когда Яценко закончил, раздались аплодисменты и по строю прокатилось сперва чуть разноголосое, а потом дружное "Ура!".

Затем офицер в черном кожаном пальто объяснил:

- Товарищи! На Южном Сахалине уже идут бои, японцы отступают. Наша задача: высадиться в порту Отомари и, заняв его, не позволить японцам вывозить ценности и эвакуировать свои штабы. Военный совет фронта желает вам успеха в бою!

Было объявлено, какие суда должны занимать десантные подразделения. Отделение Котина оказалось на минном заграждении "Океан".

Отряд в составе девятнадцати кораблей взял курс на Отомари. Часа два-три море было почти спокойно, небо хотя хмурое, но без дождя.

Слава спрашивал у ребят, не знают ли они, где расположен порт Отомари, но они виновато пожимали плечами: не знаем. Набрался смелости, обратился к капитану - командиру роты. Офицер достал из кармана записную книжку и нарисовал остров, похожий на клешню рака. Провел карандашом черту, разделившую рисунок на две части.

- Вот нижняя часть острова и есть Южный Сахалин, - пояснил он, - а между выступами, вот здесь, - капитан поставил точку в середине как бы между растопыренными пальцами, - находится порт Отомари. Севернее на берегу, обращенном к СССР, порт Маока. Там уже 20 августа высажен наш десант. Мы отрежем гарнизон от порта, и все они окажутся в ловушке. Ясно? - Капитан передал лист из записной книжки Котину и улыбнулся. Любопытный ты - это не плохо. А теперь расскажи об этом своим краснофлотцам.

- А как вы полагаете, товарищ капитан, могли наши торговые суда, возвращаясь из Америки, проходить через пролив Лаперуза? - поинтересовался Слава.

- Думаю, что могли, - ответил капитан.

К полудню хлынул проливной дождь, качка усилилась. Корабль то взбирался на гребень волны, то с грохотом опускался, и казалось, он хочет нырнуть под воду, скрыться от непогоды.

Туман плотно закрыл идущие в установленном порядке суда. Началось самое неприятное для людей, не видевших море. От порывистой качки многих ребят стало мутить. Побледнел и Слава. От обеда отказался. Хотелось выйти на палубу, подышать свежим воздухом, но не разрешалось. Измученный морской болезнью, Котин, как и другие десантники, несколько раз засыпал, но быстро просыпался от неприятной, подкатывающей к груди давящей боли. Лицо заливал горьковатый пот, тельняшка была мокрой, хотя и пробирала, словно от холода, дрожь.

- Да я готов вплавь... Лучше в бой, в самое пекло, чем так плыть...

Штормовая погода помешала кораблям прибыть в Отомари к сроку. Командование десантом вынуждено было приказать кораблям зайти в бухту, переждать шторм.

Наутро погода улучшилась. Самолеты нанесли по порту военно-морской базы Отомари бомбовый удар. Десантники высадились под прикрытием огня корабельной артиллерии без потерь. Котин приказал бойцам отделения продвигаться вперед короткими перебежками.

- Так никто же не стреляет, - сказал высокий матрос, у которого во время высадки бескозырка слетела с головы. - Удрали японцы.

- Когда враг откроет огонь, укрываться будет поздно, - ответил Котин и словно предвидел беду.

Сверху из окна двухэтажного дома полоснул пулемет. Высокий десантник присел, ухватился за живот и упал на каменную мостовую.

Котин не успел отскочить к дому и юркнул в проем подвального окна. Стрельба слышалась и справа и слева, но этот пулемет прижал к земле всю высадившуюся группу десантников.

Выбив ногой застекленную раму, Слава спустился в подвальное помещение, загруженное ящиками и бочками. В полутьме заметил дверь. Он приготовил гранату-"лимонку", взвел автомат и быстро выбежал в широкий сырой коридор. Справа в тусклом свете видна была лестница. Котин, прижимаясь к стене, торопливо вбежал по ступенькам лестницы и, озираясь, стал подниматься выше. На первом этаже двери раскрыты, в комнатах ворох бумаг, разбросаны стулья, тряпье. На втором этаже обе двери закрыты, но в левой выломлена доска. Из пролома валит пороховой дым, и дышать трудно.