Реджинальд Пэйджет - Фельдмаршал Манштейн. Военные кампании и суд над ним. 1939—1945

Обвинение задействовало штат, состоящий примерно из двух десятков мужчин и женщин, юристов, прокуроров, экспертов по военной истории, – и у них ушло несколько лет на подготовку дела. У нас же имелись только бывший начальник штаба фон Манштейна генерал Буссе, секретарь и три машинистки. За время процесса мы обзавелись еще парой машинисток.

Наш штат приложил все усилия, дабы недостаток в численности компенсировать энтузиазмом. Генерал Буссе всецело посвятил себя работе, а в военных вопросах показал себя надежным экспертом, на которого можно было положиться. Он служил начальником оперативного отдела штаба Манштейна в Крыму и его начальником штаба на Украине. Позднее ему выпала нелегкая задача командовать 9-й армией, защищавшей Берлин. Он получил приказы от Геббельса, последнего не потерявшего самообладание из нацистских лидеров, как можно дольше сдерживать русских, чтобы западные союзники смогли достичь Берлина. В те трагические дни, пока британцы выжидали на Эльбе, ему приходилось из последних сил удерживать город малыми силами, не считая остатков гитлерюгенда. [83]Однако все его усилия оказалось тщетными, поскольку Германию уже разделили в Ялте. Теперь генерал Буссе состоял в нашем штате, безвозмездно посвятив себя защите своего командира. Замечательным человеком оказался этот Буссе.

Фрейлейн Михаэльсен во время войны занималась прослушиванием британских радиопередач и в совершенстве владела английским. Фрау фон Вертер, дочь владельца верфей «Блум и Восс», чей муж во время процесса только что вернулся из русского плена, также прекрасно знала английский. Обе эти добропорядочные немки всей душой презирали своих соотечественников, работавших на сторону обвинения. Герр Шахт, наш секретарь, служил артиллерийским офицером под командованием Манштейна. Он обладал замечательным талантом к обнаружению документов, а в вопросах международного права разбирался лучше всех нас, вместе взятых. Все они расценивали защиту фон Манштейна в качестве своего рода «крестового похода» и готовы были трудиться сверхурочно, изо дня в день. Что нам и пришлось делать.

Приступал я к работе в 6 утра и заканчивал лишь к полуночи. Сэм Силкин, чей мозг лучше работал в более поздние часы, начинал в девять и заканчивал к двум или трем часам ночи, трудились мы и в выходные дни. Наши немецкие коллеги понятия не имели о том, как снимать свидетельские показания, поскольку этого не требовалось в их юридической процедуре, так что допрашивать всех свидетелей пришлось нам с Сэмом. Наша работа кардинально отличалась от работы английского адвоката. В Англии, когда дело уже готово, адвокат получает резюме, на основании которого строит защиту. В Германии же мое положение напоминало должность председателя комитета обороны, где я должен был взять на себя ответственность за всю подготовку дела и большую часть работы проделать сам.

Обвинение представило документы без какой-либо ссылки на кампании, во время которых произошли инциденты. Нашей первоначальной заботой стало вписать различные инциденты в контекст войны, дабы разобраться, что на самом деле доказывали документы, и подготовить соответствующие возражения по таким событиям. Я часто задаюсь вопросом: как мы со всем этим справились? На самом деле не слишком удачно. Версию защиты так и не удалось полностью подготовить. За все время процесса нам постоянно приходилось наверстывать упущенное. Все время обнаруживавшаяся новая информация проливала совершенно новый свет на различные события. Что наглядно иллюстрируют показания заключенных Ландсберга. Ничто не вызвало у меня большей тревоги, чем заявления офицеров СД. Мои немецкие коллеги подвергли каждого из них перекрестному допросу еще до того, как были сформулированы обвинения против фон Манштейна, и до того, как у защиты появились хоть какие-то материалы, на основании которых можно было бы вести перекрестный допрос. Из их показаний следовало, что армия принимала участие в деятельности СД и что фон Манштейн знал обо всем происходившем.

Поначалу мы старались опротестовать все подобные свидетельства на том основании, что при назначении комиссии, а также в методах выполнения ею своих задач имелись некоторые отступления от правил. Затем попытались добиться того, чтобы свидетели предстали перед судом и у нас появился бы шанс подвергнуть их перекрестному допросу. Обе просьбы отклонили. Тогда я попытался дискредитировать свидетельские показания офицеров СД, представив отчет американской Комиссии по расследованиям о методах, использовавшихся американскими следователями в судах над военными преступниками. Комиссия, состоявшая из судей Симпсона и Ван Родена и полковника Лорензена, помимо всего прочего сообщила, что из 139 случаев, которые они расследовали, в 137 у свидетелей оказались повреждены яички от ударов, нанесенных американскими следователями. Мое представление этого отчета привело к серьезной перепалке со стороной обвинения. «Не собирались ли вы предположить, что свидетели из Ландсберга подвергались пыткам?» – вопрошали они. Если нет, то представление мною отчета Симпсона более чем неуместно. Я возразил, что у меня не было возможности подвергнуть свидетелей из Ландсберга перекрестному допросу, но, скорее всего, их яички в полном порядке. Будучи людьми гестапо, они безусловно с готовностью выложили в точности то, что хотели услышать их американские следователи. И действительно, благодаря этому они до сих пор оставались в живых. Значимость отчета Симпсона состояла в том, что он показал альтернативу показаниям в угоду обвинению.

Все это крайне рассердило обвинение, а в результате оказалось совершенно ненужным, когда в последний момент мы обнаружили оригинал аффидевита (письменное показание под присягой. – Пер. ), подписанного одним из офицеров СД, категорически опровергавшего все показания, которые они дали перед комиссией, и из которого стало совершенно очевидно, что армия не имела ни малейшего отношения к деятельности СД. С предъявлением этого аффидевита показания свидетелей из СД попросту исчезли из дела. Эти люди при нацистах убивали, а при союзниках – лжесвидетельствовали.

Когда наконец я встал, чтобы приступить к защите, шел уже двадцать второй день процесса. Я начал с изложения перед судом некоторых проблем, с которыми нам пришлось столкнуться:

«Итак, сэр, пришло время приступить к защите фон Манштейна. Разумеется, это чрезвычайно ответственная и невероятно сложная задача. Более того, возможно, что она просто безнадежна. Временами у меня возникает ощущение того, что из-за основополагающих принципов юридической процедуры Королевского предписания и ввиду возникших перед защитой проблем ни один генерал, когда-либо командовавший армией, не смог бы быть оправдан судом победителей. Вот те проблемы, с которыми нам приходится иметь дело.