Александр Житинский - Дневник maccolita. Онлайн-дневники 2001–2012 гг.

Эту фонограмму нельзя слушать без волнения не только потому, что Башлачев прекрасно поет свои песни: удивительна психологическая атмосфера концерта, его драматургия. Башлачев сражался на территории поэта, которого любил и чтил, но от которого все дальше уходил в своем творчестве. И он хотел, чтобы это заметили. Он начал с «Посошка», «Времени колокольчиков», «Петербургской свадьбы». Реакция настороженная и прохладная. Чувствуется, что все ждут – когда же будет наше родное, «высоцкое»? Но Саша поет «Случай в Сибири», «Лихо», «Мельницу» с ее колдовским завораживающим сюжетом, «Некому березу заломати», «Все от винта!» и еще несколько своих лучших песен, все время как бы извиняясь, что вот. мол, песни серьезные, смешного мало… А ведь мог сразу взять аудиторию в руки, спев «Подвиг разведчика» или «Слет-симпозиум», – это ведь беспроигрышно в Театре на Таганке! Но он спел эти песни лишь после восемнадцатиминутной «Егоркиной былины» – и как все оживились, засмеялись, зааплодировали! Мол, что же ты тянул, парень! Вот настоящее, наше, «высоцкое»… Но он опять извинился: смешного больше нет – и спел «Тесто», «Сядем рядом…», «Как ветра осенние», а закончил «Ванюшей».

Он не хотел эстрадного успеха. Он хотел петь о главном и быть понятым правильно. Те же «Подвиг разведчика» и «Слет-симпозиум» – песни, брызжущие юмором, веселой злостью, – показывают, что Башлачев мог катиться на этой волне и дальше, как делают многие гораздо менее талантливые последователи Высоцкого. Но он не захотел. Не смог себе позволить.

В определении состава посмертной книги, в ее редактуре без участия автора всегда есть некий произвол, возможность ошибок и неточностей. Мы старались свести их к минимуму. Однако следует помнить, что этот сборник не является академическим научным изданием и не претендует на полноту. Мы не приводим вариантов отдельных строк или строф – а разночтений у Башлачева довольно много. Более того, иной раз мы не придерживались последней авторской редакции, даже если она была известна, а останавливались на наиболее распространенном варианте, встречающемся в большинстве Сашиных фонограмм. Например, в последней редакции песни «Время колокольчиков» вместо строчки «Рок-н-ролл – славное язычество!» стоит «Свистопляс! Славное язычество.». Может быть Башлачев искал русский ритмический эквивалент рок-н-ролла, может быть, считал, что так будет точнее. Не нам гадать. Мы оставили «рок-н-ролл» как вариант более привычный и известный. Также мы оставили слова с точками вместо букв, что звучат на пленках и что были заменены в последней редакции разными цензурными эвфемизмами.

Вообще же, Сашу надо слушать. Пускай эта книга останется зримым путеводителем по его песням, пускай она даст возможность прикоснуться к строчкам, чтобы мысленно воспроизвести Сашин голос, мелодию песни, неповторимый нежный и яростный звук его гитары. А мы еще раз помянем его и выпьем с ним «на посошок»…

Пауль увидел сквозь стекло, что к аквариуму приближаются два человека в черном, несущие за ручки большую стеклянную банку с водой. Фрау Мензель, обычно ухаживающая за Паулем, перегнулась через стенку аквариума и достала Пауля оттуда обеими руками. Она поцеловала его в то место, которое считается носом у осьминогов, и бережно положила в банку, принесенную незнакомцами.

– С Богом, дружок! – сказала она и зачем-то перекрестила его.

Черные незнакомцы водрузили банку с Паулем в открытый кабриолет, который помчался по улицам. Вокруг бушевала толпа, размахивали знаменами. Пауль слышал крики: «Покажи им!», «Ни пуха, Пауль!», «Дойчланд юбер аллес!»

Паулю нравилось быть в центре внимания.

Наконец кабриолет остановился у ворот стадиона и незнакомцы, не мешкая, понесли банку с Паулем мимо полицейских и контролеров прямиком в туннель, ведущий на футбольное поле.

Стадион встретил Пауля ревом. Он заметил, что команды уже на поле – одни в красном, другие в белом – а в центре стоит человек в такой же черной униформе, как у незнакомцев.

Пауль понял наконец, что это судьи.

Главный арбитр наклонился к банке, несколько церемонно вынул оттуда Пауля и положил на футбольное поля, прямо на белый кружок в центре.

– Я бы на вашем месте сгруппировался, – успел шепнуть он.

Пауль подтянул щупальцы к себе, превратившись в тугой клубок мышц и присосок.

Помощники бегом унесли банку. Судья жестом пригласил красного футболиста подойти.

Это был легендарный Фернандо. Пауль много раз видел его по телевизору, наблюдая через стекло аквариума за экраном. Фернандо нагнулся и переложил зачем-то Пауля на другой бок.

«Что он хочет делать?» – с интересом подумал Пауль.

Судья свистнул, и Фернандо не раздумывая тихонечко ударил нарядной бутсой по упругому боку осьминога. Пауль покатился по траве и оказался перед другим красным, которого звали Вилья. А тот изо всей силы засветил Паулю промеж глаз, так что все потемнело, и Пауль полетел назад, к этому зверю Хави Алонсо, который…

Он ударил, будто кувалдой, так что у Пауля все щупальца расплелись и он полетел к бровке, напоминая порванную мокрую простыню. Не успел он приземлиться, как к нему с двух сторон ринулись двое с перекошенными лицами и принялись пинать его и друг друга ногами.

Игра началась.

Вскоре Пауль немного освоился и понял, что красные бьют не очень сильно, но часто, а белые, наоборот, – редко, но зато от души. Иногда Паулю удавалось пролететь метров семьдесят, и он даже успевал помахать щупальцами зрителям, которые отзывались на его полет дружным ревом. Счастьем было залететь на трибуну после удара защитника и успеть обнять какую-нибудь разукрашенную девушку хоть одним щупальцем. Но его тут же выкидывали обратно на поле.

Он уже разобрался, что белые – это его земляки, и симпатизировал им. Ему очень хотелось дать нужное предсказание.

Всему помешал этот лохматый отморозок с длинными волосами, который прибежал от своих ворот в штрафную площадку белых, чтобы участвовать в розыгрыше углового. Пауль был еще в воздухе, когда увидел, что тот разбегается и взмывает вверх. Он видел его приближающиеся безумные глаза, зверский оскал, его разметавшиеся, как щупальца черного осьминога, волосы. Еще мгновение – и его каменный лоб столкнулся с нежной плотью Пауля, и осьминог влетел в ворота белых, как раненая птица, обвиснув щупальцами на сетке.

Вратарь белых отодрал его щупальца от сетки и с ненавистью ударом отправил в центральный круг.

– Продажная тварь! – сказал он по-немецки.

…Когда Пауля везли домой, толпа кричала: «Распни, распни его!» Бока болели, глаз был подбит, одно из щупалец оторвали где-то в штрафной испанцев. Но он все равно был доволен, что честно исполнил свой долг, и размышлял о нелегкой доле прорицателей и том везучем парне с безумными глазами, за шею которого он мог бы зацепиться щупальцами в момент удара – но не сделал этого.