Александр Житинский - Дневник maccolita. Онлайн-дневники 2001–2012 гг.

Я с трудом представляю себя на красной ковровой дорожке, но все же пошел, взяв с собою вместо жены дочь Настю. Она учится на киноведа, ей это нужнее.

Открытие назначили в Михайловском театре на площади Искусств. Когда мы туда приехали на машине, выяснилось, что все въезды и входы на площадь перекрыты милицией – от Садовой, с Невского (на Михайловскую было не повернуть) и с Екатерининского канала. Поэтому жена, которая нас с Настей привезла, высадила нас с Настей на Невском у Дома книги, и мы пошли пешком. Пускали по пропускам.

Я немного удивился. А где зрители, которые должны, по идее, окружать эту ковровую дорожку и приветствовать нас с Настей криками и аплодисментами? Кто их туда пустит?

Зрители были. Жалкая толпа человек в сто, отстоящая от дорожки метров на 100, в сквере. Шумовой эффект от них был ничтожен. Зато на площади был полный порядок. На ней просто больше никого не было – от Садовой и до канала.

Нам удалось зайти сбоку и избежать прохода по ковру. Иначе я просто не знаю, как объявили бы нас комментаторы, которые старались зажигать, но не было ни огня, ни дров. И текст их был убог и невнятен.

«А вот подъезжают Настасья Кински и Стефания Сандрелли!..»

Господа, когда я был молод, Стефания Сандрелли была очаровательной красоткой в фильме «Соблазненная и покинутая». Но с тех пор прошло примерно пятьдесят лет. Поэтому восторг приглашенной кучки зрителей был явно преувеличен. Не могли они знать этой прекрасной, но явно постаревшей женщины. Но они старались.

Короче говоря, зрелище было жалким. Кто видел прямую трансляцию по ТВ, тот согласится Эту часть нам с Настей рассказала жена.

Огромное количество ментов и секьюрити в штатском. Все вежливы, все проверяют билеты. И противное ощущение, что вместо праздника нам опять подсунули формальное полицейское мероприятие, от которого остается гадкое и стыдное чувство.

Даешь Петербургский кинофорум, короче.

А фуршет был, а как же ж. Неизвестно только, пустили ли на него толпу статистов. Вряд ли.

На открытии показали фильм Педро Альмадовара «Кожа, в которой я живу». Забавно… Любопытно. Но опять все вертится вокруг сексуальных заморочек. Парня переделали в девушку. Через шесть лет девушка возвращается к маме и говорит: «Мама, это я, Винсенте…» Конец.

Типа: «Тихо, Маша. Я Дубровский».

Не пойду больше никогда. Спасибо.

Оказывается, есть такой сетевой журнал «Шум».

Он прислал мне короткий вопросник насчет путча.

Я ответил.

Александр Житинский: Не чувствую, что после 1991 года живу в другой стране.

Павел Смоляк, «Шум».

Александр Житинский, писатель, автор сценариев.

Самый популярный вопрос: что вы делали 19 августа 1991 года?

Мне довелось встретить путч в курортном пригороде Риги – городе Юрмала, где я отдыхал в Доме творчества писателей. Ни участвовать в событиях, ни повлиять на них я не мог, довольствовался телевизором и портвейном «33», который был закуплен в больших количествах из-за опасения, что алкоголь вновь запретят. Уничтожали мы его с одним московским прозаиком, дотоле мне незнакомым. Когда все кончилось, он встретил меня в столовой и сказал: «Вы были правы». – «В чем?» – спросил я. «Когда мы прощались ночью, вы сказали: “Они не продержатся и трех дней”. Так и вышло». Я этого не помнил.

Вы на чьей стороне были?

Нужно было быть каким-то специальным человеком, чтобы быть на стороне ГКЧП – прежде всего в силу бездарности этих людей. Они даже путч организовать не смогли.

Страшно было?

Пожалуй, нет. Тревожно, да.

Почувствовали, что 22 августа уже живете в другой стране?

Нет. Я и сейчас не чувствую.

Почему, на ваш взгляд, так быстро испарились всякие надежды, которые еще несколько месяцев назад выводили на улицы сотни тысяч граждан? Или у России не было другого пути?

У России не бывает иного пути. Его вообще не бывает. Путь всегда один.

Не кажется ли вам, что сегодня Россия вновь вернулась в тот условный 1991 год?

По большому счету она из него и не выходила.

С каким настроением вы встречаете двадцатилетие путча?

Я забыл бы о нем, если бы вы не напомнили.

Собственно, что было 19–21 августа 1991 года? Путч, революция, восстание?

Трехдневная телевизионная передача.

И последнее: если бы победил ГКЧП, что было бы? Пофантазируйте немного.

Ничего особенного. Все вернулось бы на круги своя. Впрочем, я пофантазировал немного в своей детской повести «Параллельный мальчик», насколько я помню, написанной вскоре после этих событий.

Выслушав вчера мнение френдов о том, чем же я болен и как лечиться (кстати, всем огромное спасибо!), я решил-таки обратиться к самому доступному для меня врачу, коим является моя родная сестра Наталья Николаевна, терапевт, выпускник 1-го Меда. Сейчас она уже на пенсии, но по-прежнему активна и набрасывается на недуги близких прямо-таки с диким азартом.

Вот почему я не сразу поставил ее в известность о том, что болен.

Наташа является врачом радикального направления, врачом-фундаменталистом. Если бы у врачей была организация типа Аль-Кайеды, она там непременно бы состояла.

Всегда и сразу объявляется джихад не только самой болезни, но и всем, кто проявляет малодушие (обычно это я). Диагнозы ставятся самые радикальные, и методы лечения – самые зверские (с моей точки зрения).

Услышав про то, что у меня температура и кашель, она тут же примчалась с собакой. Собака была для устрашения меня. Она померяла давление (нормальное) и стала слушать меня трубочкой.

– У тебя хрипы, – сказала она. – Это воспаление легких.

Видимо, этого ей показалось мало, она мечтательно задумалась и предложила более серьезный вариант:

– Это может быть инфаркт и пневмония. Пневмония на фоне инфаркта. Сейчас я вызову неотложку.

– Ты хочешь упечь меня в больницу?

– Хорошо, давай вызовем участкового врача из поликлиники.

И она сама набрала номер и вызвала участкового.

– И спроси у нее, слышит ли она хрипы?

Спрашивать у незнакомой женнщины, хотя бы и врача, слышит ли она какие-то хрипы, мне показалось неуместным. Но я промолчал.

Наташка ушла, велев мне позвонить после визита врача.

Часа через два пришла женщина лет пятидесяти, совершенно измученного вида. Она была абсолютно безучастна ко всему. На спине у нее болтался тощий рюкзачок. Видимо, там были лекарства.

– Что с вами случилось? – спросила она.

Я хотел ей ответить, что случилась жизнь, но это был заход слишком издалека, поэтому я ограничился коротким ответом:

– Температура и кашель. Принимаю парацетамол и флемоксил солютаб.

Я сказал это с гордостью, потому что научился уже произносить эти слова.