Александр Житинский - Дневник maccolita. Онлайн-дневники 2001–2012 гг.

Знаю, что «красиво жить не запретишь», знаю, что «хозяин – барин», знаю, что вызову братское добродушное озлобление.

Но надо испробовать собственный метод на себе.

Впрочем, никому не возбраняется сделать у нас такое же.

Сегодня понял, что человек, вынужденный в 70 лет зарабатывать на жизнь, прожил её не совсем эффективно.

К этому дню готовились очень тщательно… Заранее напечатали пригласительные билеты, назначили докладчика и выступающих в прениях, привели в порядок микрофоны. Но народу все равно пришло мало. Многие предпочли смотреть конец света по телевизору.

В назначенный час протрубили трубы, произошло небольшое землетрясение с грозой, потом кого-то судили. Всё честь честью.

На следующее утро газеты поместили краткую информацию о событии: «Вчера в нашем городе состоялся конец света. На конце света присутствовали…»

Далее шел список ответственных работников. В заключение было написано: «Конец света завершился праздничным фейерверком».

– Ну, слава богу! – говорили все. – Наконец прошел этот конец света. И ничего особенного. А сколько было шуму!

Самое удивительное, что некоторые до сих пор об этом ничего не знают. Они все еще готовятся достойно встретить конец света. Эти люди заслуживают сожаления. Благодаря своей отсталости они тратят лучшие годы жизни на подготовку к какому-то жалкому концу света, который, оказывается, давно прошел.

Оказывается, есть такой корпоративный журнал «Газпром», которому вдруг потребовалось взять у меня интервью.

Почему писать о ком-то хорошее сложнее, чем о нем же плохое? Почему современная тенденция – не «говорить друг другу комплименты»? В чем корни этой моды на злословие в литературе, да и вообще в жизни?

Если говорить о литературе, то причина здесь та же, что указана Львом Толстым в первой фразе романа «Анна Каренина»: «Все счастливые семьи похожи друг на друга, каждая несчастливая семья несчастлива по-своему». Перенося это на персонажей, мы получим утверждение: «Все хорошие люди похожи друг на друга, каждый негодяй по-своему мерзок». И это в первом приближении верно. Даже сугубо положительного персонажа проще характеризовать с помощью мелких «неправильностей» его характера и поведения.

Что касается повышенной злобности, нетерпимости, злословия в наше время, то это, на мой взгляд, вызвано отсутствием общественного идеала. Такое впечатление, что нас надули, но не всех; какое-то количество народу, очень небольшое, на этом нажилось, и это порождает раздражение и злобу, которые срывают на ком попало.

Говорят, нынче молодежь перестала читать если не вообще, то уж серьезную литературу? Адекватная ли это точка зрения? И раньше, в 80-е, например, Юлиан Семенов пользовался куда большим успехом, чем Джеймс Джойс. Действительно ли такая большая разница между нынешним двадцатилетним читателем из Петербурга и его ровесником в 86-м году?

Я не знаю нынешнюю молодежь, точнее, очень выборочно. Читать меньше стали все. Я тоже стал читать меньше. И потом дело не в количестве прочитанного, а в качестве. Все, что нужно получить читателю от литературы, основные жизненные принципы, так сказать, содержится в произведениях, написанных давным-давно. Их не так уж много. Остальное – это сведения текущего момента. Новые сведения от Пелевина, от Быкова, от Житинского – от кого угодно. Они могут быть любопытны, блестящи, талантливы, но это – сведения. Без них можно и обойтись. А без Пушкина, Толстого, Достоевского обойтись нельзя.

А вот что касается качества – тут дело плохо. Издается невероятное количество макулатуры. В принципе – Бог с нею, пусть издается. Но найти в этом море жемчужное зерно непросто. Читатель теряет ориентировку и просто не знает, что читать. И отворачивается от всего. Раньше все мы знали – что надо читать. Это то, что ругали в центральной прессе.

«Мы молчали, как цуцики, пока шла торговля всем, что только можно продать, включая наших детей», – пел Боб про 70–80-е. А про нынешнее время можно сказать то же самое? Что вы думаете о современном конформизме и нонконформизме?

Я не люблю нонконформистов так же, как и конформистов. И те, и другие в значительной мере соотносят свою деятельность и поведение с властью, с режимом. Одни его критикуют и борются, другие поддерживают и греются возле. А этой соотносительности лучше всего избегать вовсе. То есть вести себя так, будто бы власти не существует. Тем более что идеальной власти не бывает вообще, а частая смена режимов отрицательно сказывается на здоровье. Другое дело, что не соотносить себя с режимом получается не всегда.

Когда пересматривал фильмы, к которым вы приложили руку, бурю эмоций пару раз испытал. Советский кинематограф говорил о смысле человеческого бытия, о моральном выборе, чего, к сожалению, не скажешь о современном российском кинематографе. Неужели эти вечные вопросы перестали интересовать соотечественников?

Они перестали интересовать даже не творцов – сценаристов и режиссеров, – а продюсеров. Ибо идеал продюсера – прибыль. Продюсер понимает, что по большому счету со времен древнего Рима ничего не изменилось. Толпа требует «хлеба и зрелищ». И продюсер обеспечивает зрелище. Диктат толпы (то есть денег) в искусстве – явление страшное. Голливуд научился как-то удовлетворять и волков, и овец, создав свой глянцевый стиль, где добро непременно побеждает зло и все кончается по-доброму. Русское же кино пока разбилось на 2 ветви – «фестивальную» арт-хаусную, где моральные проблемы и нравственные уроки никогда не преподносятся впрямую, это как-то стыдно, а не впрямую их иногда и не разглядишь, и развлекательно-зрелищную, рассчитанную на низкие вкусы, где уровень сценариев, режиссуры, актерской игры – просто ужасающ. И море пошлости, конечно. Таким наши продюсеры представляют зрителя. То есть толпу. Но поднять толпу до уровня зрителя – такой задачи они себе не ставят.

Смотришь фильмы того времени и понимаешь: люди во второй половине 80-х еще не представляли, что их ждет. Перестройка перестройкой, а фильмы снимались. То, что в результате в нашем кино «выросло», лучше того, что было четверть века назад? Вы лично довольны результатами горбачевских преобразований? Тем, в частности, что произошло в нашей популярной музыке.