Наталия Будур - Нансен. Человек и миф

Поезд уходил в 8 часов 45 минут вечера, и, к сожалению, нам нельзя было дослушать эту интересную музыку».

Далее по железной дороге Нансен, Востротин и Лорис-Меликов доехали до Иркутска. От Иркутска на Дальний Восток Ф. Нансена сопровождал Е. Д. Вурцель — начальник Управления казёнными Сибирскими железными дорогами. На обратном пути С. В. Востротин встретил Ф. Нансена в Красноярске и вместе с ним в сибирском экспрессе доехал до Петербурга.

«В большом комфортабельном вагоне специального экспресса, предоставленного министром путей сообщения для поездки на восток, обсуждались проблемы морских сообщений между Норвегией и Енисеем. Предстояло тщательно обсудить множество вопросов о наилучшей организации сети радиостанций, о ледовом патрулировании в Карском море с помощью моторных шхун, о возможности применения аэропланов для регулярной ледовой разведки, об устройстве в нижнем течении Енисея гавани, пригодной для погрузки и разгрузки судов, о речном транспорте на Енисее, — писала Лив Нансен. — Востротин хорошо разбирался во всех этих вопросах, и мало-помалу под толковым руководством Вурцеля была разработана целая программа.

Специальный вагон был последним в поезде, в огромное окно в конце вагона можно было обозревать необъятные просторы. Нансен глядел и не мог наглядеться.

„Во время безостановочного движения на восток душа словно расширялась, стремясь впитать в себя впечатления от новой части света, вдруг открывшейся ей. Но невольно возникали опасения, что не успеть усвоить всю массу впечатлений, привести их в должный порядок. Взору открывались всё новые и новые горизонты, и лишь одна мысль повторялась всё более и более настойчиво: ещё много места на земле, и его хватит надолго. Рано ещё опасаться перенаселения“, — писал Нансен.

Так доехали до самого Владивостока, а оттуда по Уссурийской дороге на север через плодородный Приморский край до города Хабаровска, где опять был замечательный приём, опять лекции и речи. Отец всё время был в движении, стремясь получить как можно больше впечатлений и собрать материал. В музеях он изучал прикладное искусство коренного населения. В Хабаровске он с изумлением обнаружил, что местные сани с их загнутыми вверх концами полозьев, скреплёнными между собой ремнями, удивительно похожи на те, которые он сам когда-то сконструировал для перехода через Гренландию и которые позднее стали применяться во всех полярных экспедициях.

„Если не ошибаюсь, мне тогда неоткуда было узнать об этой конструкции, значит, существуют вещи, которые сами собой напрашиваются“.

Проезжая по Амурскому краю, он осмотрел эту огромную, почти безлюдную страну, покрытую густыми девственными лесами, горами, реками и необозримыми болотами, в недрах которой скрыты богатейшие запасы минералов и золота. Постройка Амурской дороги, которую он назвал „чудом техники“, подвигалась с огромным трудом из-за плохого климата, необычной почвы и из-за эпидемий малярии и других болезней.

В 1913 году она была ещё далеко не закончена, большую часть пути пришлось поэтому ехать на лошадях. Нансен этому обрадовался — так было легче ознакомиться с природными условиями края. Например, он обратил внимание на многолетнюю мерзлоту и связанные с нею наледи».

Фритьофу удалось подметить и то, что впоследствии исследователи назовут «жёлтым вопросом Нансена» — он обратил внимание на присутствии на Дальнем Востоке большого количества корейцев и китайцев, о которых написал так:

«Работают корейцы совсем иначе, нежели русские, усерднее возделывают землю и собирают лучший урожай, продают много зерна и сена и с течением времени достигают известного благосостояния. С помощью этих усердных и умелых земледельцев обработаны большие пространства новых земель… Неприхотливость и умеренность потребностей китайцев хорошо известны, и они причиной, что китаец довольствуется гораздо меньшим заработком, нежели европейский рабочий. К тому же он вообще работоспособнее… Корейцев на постройке Амурской дороги занято несколько тысяч; ими дорожат, особенно в болотистых местностях, так как они гораздо лучше переносят сырость, нежели русские, вообще неохотно работающие на болотах, тогда как корейцы ничего против этого не имеют… Вдобавок все китайцы и корейцы в общем чрезвычайно работящий и добросовестный в работе народ, чем не всегда отличаются тамошние русские… А что китайский заткнёт за пояс и русского, и европейского — факт общеизвестный».

И делает вывод:

«И вот эти качества, вместе взятые, представляют, по отзыву русского писателя Болховитинова, большую опасность, нежели китайские войска и флот… Рано или поздно помериться силами им всё-таки придётся».

Когда путешествие уже близилось к концу, Нансен записывает в дневнике:

«Вот скоро и конец. И мне невольно становится грустно при мысли о том, что надо расставаться с этими обширными лесами Сибири и её торжественно строгой природой, где только простые величавые линии и никаких мелочей. Я полюбил эту бескрайнюю страну, необъятную, как само море, страну нескончаемых равнин и гор, с закованным в лёд побережьем Ледовитого океана, пустынным привольем тундры, загадочными дебрями тайги, волнистыми степями и синими лесистыми горами — где лишь местами вкраплены клочки обжитой земли».

В Петербург, где у него было много друзей, Нансен приехал в конце октября. Фритьоф встречался с учёными — П. П. Семеновым-Тян-Шанским, А. П. Карпинским, Н. М. Книповичем.

В России великого норвежца почти боготворили, и когда он в один из вечеров отправился в театр, в антракте на сцену вышел директор и объявил, что среди публики присутствует Фритьоф Нансен. Раздались аплодисменты, публика поднялась со своих мест, и Нансену пришлось улыбками и поклонами отвечать на овации.

30 октября Нансен принял участие в экстренном заседании по снаряжению экспедиции к Северному полюсу, на котором обсуждались перспективы дальнейшего продолжения экспедиции Г. Я. Седова. Нансен выступил с докладом и дал ряд практических рекомендаций.

Возвращение домой было радостным.

«Когда отец вернулся в Кристианию в октябре 1913 года, Восточный вокзал был переполнен журналистами, — писала Лив Нансен-Хейер. — Но он никому не стал отвечать на вопросы. „Сейчас я хочу только одного, — смеясь сказал он им, — увидеться с детьми“.

Позже отец много рассказывал об этом долгом удивительном путешествии. Он привёз нам и подарки — русские шкатулки и шали и многие другие удивительные вещи, каких мы никогда в жизни не видели. Отец был просто переполнен впечатлениями, новыми мыслями и идеями о географических, метеорологических и этнографических особенностях Сибири. Он сразу же принялся за обработку материала. Беседовал с русскими специалистами о систематических исследованиях процесса тундрообразования, который его заинтересовал, о возможностях планомерного освоения пустующих земель в районе Амура и о множестве других дел. Его увлекла мысль об организации этнографической экспедиции на Дальний Восток. Говоря о путешествиях Свена Хедина, он добавлял, что „многое ещё требует дальнейших исследований“, поэтому ему очень хотелось самому отправиться на Восток. Даже в январе 1917 года, когда Лиду предстояло поехать в Америку, Нансен поручил ему навести справки у китайского посла в Вашингтоне Веллингтона Ку, нельзя ли будет получить разрешение на путешествие по Центральному Китаю. Веллингтон Ку отвечал, что китайское правительство несомненно пришлёт Нансену приглашение. Но революция в России и вслед за ней работа в международных организациях помешали этим планам.