Виктор Баранец - Потерянная армия: Записки полковника Генштаба

Очередь дружно и экспрессивно проклинает длинный ряд видных политических и военных руководителей государства и Минобороны — от президента до рыжего финансиста…

Даже если Ельцин с Черномырдиным не будут платить нам годами, деньги на бутылку всегда найдутся.

С треском свинчивается золоченая голова «Распутина». Когда-то мы позволяли себе купить одну бутылку на троих. Сейчас приобрели придворного царского фаворита уже впятером.

Нежно булькает в граненый стакан «огненная вода». Кто-то запевает: «На свете нету лучше красоты, чем красота граненого стакана!»

Эти приятные слуху многих мужиков звуки вдруг заглушает знакомый вой сирены — опять под нашими окнами какая-то шишка торопится в Кремль.

Мой товарищ подходит к окну с пустой бутылкой и замахивается на мчащиеся под окнами Генштаба кремлевские «тачки». Водочные капли падают ему на погон.

— Ты похож на Сережу Тюленина, — говорит один из нас, смачно похрустывая маринованным болгарским огурчиком. — Помнишь, как он забросал немецкую комендатуру бутылками с зажигательной смесью?..

Отставник Петрович всегда умел после первого же стакана придать нашим застольям глубоко философский характер.

— Только русский офицер любит родину бесплатно, — говорит он.

Что будет дальше, я уже знаю. После того как мы в очередной раз отмутузим родное правительство за невыполнение военного бюджета, погадаем об очередной отставке Грачева, от-чйХвостим козыревский МИД за невнятную позицию в отношении НАТО и договора СНВ-2, обменяемся новыми данными о происках иностранных спецслужб против России, разговор так или иначе выйдет на президента. Но на этот раз офицерский диспут принял совершенно неожиданный характер.

С заседания земельной комиссии центрального аппарата Минобороны возвратился наш представитель. Полковник Владимир Коржавых сообщил, что наше управление снова «в пролете» — ни одного участка не выделили. А в очереди — человек двадцать. Причем почти все прослужили в армии больше двадцати лет и, согласно- указу президента, некогда с огромным восторгом встреченному личным составом Минобороны и Генштаба, имели право на клочок земли в Подмосковье.

Однако до сих пор не получили своих законных наделов даже многие из тех, кто отбарабанил тридцать и более лет. А ведь наши офицеры от председателя земельной комиссии полковника Георгия Дьяченко давно узнали: после сокращения многих частей в Подмосковье земли высвободилось столько, что хватило бы на два Министерства обороны и три Генштаба. Но со времени издания ельцинского указа минуло более трех лет, а нам говорят: «Ждите».

Кто виноват? Знамо дело — президент. Указ издал, а выполнения не добился. Пошло-поехало. Петрович старше и мудрее всех. Он стучит жирной вилкой по столу и говорит:

— А при чем здесь Ельцин?

Все дружно замолкают. Остановив атаку, Петрович решительно переходит в наступление:

— Вы что, хотите, чтобы Верховный главнокомандующий ваш земельный список контролировал или колышки в землю вбивал?

Кто-то с плохой дикцией замечает:

— Петрович, ты что… эдвакат?

Явно не Цицерона тут же поддерживают два контратакующих полковника:

— А почему у некоторых наших генералов по нескольку участков земли?

— Четыре продал — на пятом хоромы построил! Положено десять соток — выделили по двадцать! Поехали, если хочешь, я сам покажу!

Он говорил правду.

О ней знали уже многие в Генштабе. Знали и в правительстве (об этом нам сообщили офицеры, откомандированные на Краснопресненскую набережную). Там даже был список из двадцати наших латифундистов в лампасах, которые нахватали себе столько наделов, что не могли рассчитаться за строительство дорог к ним, подводку электричества, воды или газа. Власти Московской области жаловались на них Черномырдину…

Дело иногда доходило до того, что некоторые генералы, сумевшие «пробить» по нескольку участков в ближнем Подмосковье, через подчиненных пытались втихаря распродавать их особо страждущим землицы сослуживцам и подчиненным. Совсем по дешевке. За две «штуки» баксов…

Безземельные правдоискатели расходятся злые и возбужденные. На ходу обсуждают, как добиться, чтобы все-таки вырвать у государства положенные им по президентскому указу десять соток…

…Снова семья на мели. Снова еду занимать деньги. У моего давнего кредитора — челночницы Таньки с этим проблем нет.

Танька с Андреем и двумя детьми ждали семь лет квартиру в Москве. Жили — копейки считали. На подполковничью зарплату вчетвером не пожируешь. И за съем комнатухи на Сходненской приходилось отваливать почти половину того, что Андрей из ГШ приносил. Танька все время порывалась подрабатывать — муж был против. Боялся, что детей запустят. Она продолжала гнуть свое. Пошла грызня.

Так и дожили до того, когда Андрей стал замечать и «внеплановые» колготки, и духи французские, и другое импортное шматье. Потом уже и у него, и у детей обновы стали появляться. Танька долгое время говорила, что следит за объявлениями в газетах и по телефону соединяет желающих продать и купить жилье. За это якобы получает свои проценты от сделки.

Он поверил. Она действительно при нем много раз такие попытки делала. И когда по вечерам иногда «за процентами» стала уезжать — все еще в удачливый бизнес жены свято верил. Деньги-то ведь привозила.

Когда он ее расколол, было уже поздно…

Устроил дома дебош спьяну. Дети перепуганные орали.

Вроде угомонилась. Потом опять началось. Теща приехала мирить. Пыталась его успокоить, наивно убеждала, что дочка — коммерсантка. В тот день Андрей и сказал ей:

— Не коммерсантка она, а б… ненасытная!

Развелись.

Дочка с матерью осталась. Сын — с отцом. Андрей ушел в академическое офицерское общежитие с ним жить.

Танька мужу на прощание сказала:

— Я с тобой не женщиной, а бомжихой нетраханой была! Проклинаю тот день, когда за тебя вышла…

Андреев сын часто наведывается к матери и рассказывает отцу, что «мама стала жить богато». Дочка к нему в гости не ездит…

Еще в тот день, когда в первый раз брал у нее взаймы, я заметил, что она упорно не называет меня по имени. Ей доставляет удовольствие величать меня «господином полковником». Я догадываюсь, почему это так: она наслаждается своим превосходством и надо мной, и над бывшим мужем.

«Пусть забавляется, — думаю я, — лишь бы в деньгах не отказала».

И нажимаю кнопку звонка.

— О, господин полковник! — восклицает Танька в банном халате, поблескивая блудливыми глазами, — прошу в мой штаб.

«Был бы я господином, ты бы ко мне ходила, — пока же я товарищ и меня снова приперло».

Танькин штаб и мой сарай — приемные покои короля Брунея в сравнении со студенческой общагой. Одни дверные ручки стоят, по-моему, не дешевле знаменитого грачевского «мерседеса».