Филипп Соллерс - Казанова Великолепный

В чем наша отправная точка? В способности давать имена. Остальное — сумбур, иллюзия, месиво, вавилон, спекуляция, бабий лепет в ночи, игра слепого случая, расчет экспериментатора, история болезни, ненадежное клонирование, паспорта, отпечатки пальцев, жизнь, подчиненная чужой воле, дележ наследства, полицейский контроль, расовые законы, лагерные номера, облавы, депортации, планомерная бойня, кладбищенский пейзаж, развеянный по ветру прах, коллективные мифы. Единственный кавалер собственного ордена, словесных дел мастер (вроде советника по военным делам в Венеции), Сейнгальт зовется также Казановой, а тот, не будем забывать, порой получает корреспонденцию на имя господина Парадиса. Ваш номер страхового свидетельства, сударь? Образование? Место работы? Семейное положение? Дети? Имя и адрес вашего нанимателя? Вероисповедание? Национальность? Состав ДНК? Ох, ладно, проходите, вы мне совсем заморочили голову!

31 декабря 1761 года Каза прибыл в Париж и заботами маркизы д’Юрфе шикарно расположился на улице Бак. Настало время решительных действий. Маркиза зовется теперь Серамидой, а Каза (мало ему Сейнгальта) — Галтинардом. «История моей жизни» — это, помимо всего прочего, волшебная сказка, которую сочинил чародей Казанова, целый эпос со злыми духами и нежданными помощниками — богами-покровителями или добрыми феями. Песнь о Роланде, Неистовый Роланд, Неистощимый Джакомо. Однако если приглядеться, то добрые и злые силы, верные друзья и предатели, честные люди и негодяи есть в жизни каждого человека. Каза постоянно балансирует на грани яви и чуда, правды и вымысла. Прокладывает курс между безумием и здравым смыслом, полагаясь на высший разум. Чуть больше, чем надо, отклонишься в одну сторону — заморочат химеры. Чуть больше в другую — затянет скука. Каза отмеряет, отрезает, рискует, обновляет ставки, пытает удачу. Счастье — вопрос интуиции.

С серьезным видом вещает он маркизе, что Духи семи планет укажут место, где он найдет девственницу, дочь посвященного, и «способом, известным лишь братьям розенкрейцерам», зачнет с ней мальчика. Нет лучшего предмета, чем зачатие, чтобы воспламенить женское воображение.

«Младенец должен был родиться живым, но с душою, наделенной лишь простейшими чувствами. Г-же д’Юрфе надлежало в тот самый миг, как дитя появится на свет, принять его в свои объятия и держать так семь дней, не покидая ложа. По прошествии этого срока она должна была умереть, прижавшись губами к губам мальчика, так чтобы в него вошла ее разумная душа. После же сей перемены я был обязан пользовать ребенка эликсиром, известным только мне, чтобы спустя три года г-жа д’Юрфе признала себя в нем, и тут уж я бы принялся посвящать ее в тайны высшего познания».

История с метаморфозой, или перерождением, будет почище, чем пасторальный роман «Астрея» знаменитого родича маркизы Оноре д’Юрфе. Для Казы это тоже крупное достижение в области словесности. Не следует упускать из виду, что маркиза должна написать завещание и назначить наследником всего своего состояния ребенка, а опекать его, пока он не достигнет тринадцати лет, предстоит Джакомо.

«Эта величайшая сумасбродка приняла затею с божественной операцией за чистую монету и горела желанием увидеть девственницу, которая должна стать избранным сосудом».

Волшебная флейта Казановы исправит несправедливость христианского положения о непорочном зачатии. Почему это Дева Мария зачала сына, а не дочь? Вопрос серьезный. Переродиться мальчиком в духе не то сайентологов, не то адептов Солнечного Храма при посредстве розенкрейцеров — отличное решение.

Каза излагает этот свой сценарий, придуманный, чтобы протянуть время (он еще будет меняться на ходу), и прибавляет чудную фразу: «Я понял, что надобно найти какую-нибудь ловкую шельму и дать ей наставления».

На эту роль он берет девицу Кортичелли.

Они познакомились когда-то во Флоренции.

«В тринадцать лет она выглядела от силы на десять, белолицая, ладно скроенная, веселая, потешная, но что и как я мог в ней полюбить, не знаю сам».

Повзрослевшей Лолите Кортичелли Казанова предложит главную роль в своей опере. Она примет предложение, сулящее хорошие деньги. И вот по мановению волшебной палочки она становится графиней Ласкарис из старинного рода, когда-то правившего в Константинополе. До Константинополя не достанешь и не очень-то проверишь — ровно то, что нужно.

Маркиза принимает эту парочку в своем замке Пон-Карре, восторженно глядит на «девицу Ласкарис» (не слыша в этом имени подвоха [37] От франц. lascar — хитрюга, шельма. ), раздевает ее, умащает, надевает на нее вуаль и присутствует при некой органической операции, которую Каза выполняет в целях предстоящего перерождения. Ничего сексуального, разумеется, но какая сноровка! Откуда берутся дети? Из первичной процедуры. Непристойность загримирована, любопытство насыщено, а заодно исподтишка получено и удовольствие.

Как и следовало ожидать, главная операция сорвалась — Кортичелли начала шантажировать шарлатана Казанову, и он был вынужден объявить, что она потеряла рассудок и, по всей видимости, «брюхата от гнома» — чем не «Ребенок Розмари»! Сколько бы теперь ни пыталась Кортичелли опорочить Джакомо, тем самым она лишь доказывала, что одержима злыми духами, которые чинят помехи искупительной миссии. Каза не унывает: ничего, мы повторим операцию в Экс-ла-Шапель. А пока, следуя каббале, вы, маркиза, должны написать письмо на Луну, то есть Духу Селенису.

«Эта нелепость, вместо того чтобы образумить ее, наполнила ее радостью. Она пребывала в экстатическом восторге, и, даже захоти я растолковать ей тщетность ее упований, я, несомненно, только потерял бы время зря. Она сочла бы, что меня поразил враждебный дух и я перестал быть безупречным розенкрейцером. Однако я и не пытался излечить ее, ибо для меня сия попытка была бы крайне невыгодна, ей же не принесла бы ни малейшей пользы. Химерические мечты делали ее счастливой, тогда как отрезвление принесло бы только горе».

Примечательно, что Каза говорит: «не пытался излечить». Это все равно что сказать, что она не подлежит психоанализу или что в женщинах вообще есть нечто, лежащее за пределами разума. Истина, известная всем религиям, всем сектам, так же, как и жадной до зрелищ публике. Можно подумать, он хочет написать «Дон Кихота» наизнанку, где Санчо-философ сопровождал бы странствующего рыцаря-визионера ради его счастья. Поставлял бы ему великанов в виде ветряных мельниц и все прочее. В таком обмене ролями скрывается большой смысл.

Шевалье де Сейнгальт не странствующий рыцарь. Он мошенник, да и не скрывает этого. Хоть он нигде не говорит, в каких физических отношениях с г-жой д’Юрфе состоял, но это ясно и так. Впрочем, однажды он выдал себя, когда сказал Марколине, своей помощнице в следующем варианте сценария, где он должен был совокупиться с маркизой, что на сей раз ему придется труднее. Еще бы: он подрядился сделать семидесятилетней маркизе (на самом деле ей было пятьдесят восемь) ребенка мужского пола. Она еще красива, но стара. Нелегкий труд! Пока же маркизу увезут из города, умастят ароматными травами, прочитают над ней заклинания и искупают в ванне, куда с ней вместе опустят спрятанное в руке письмо: круговые серебряные надписи на прозрачно-зеленой бумаге. Письмена проявятся в воде — о чудо! Сам Дух Луны отвечает и назначает искателям встречу будущей весной.