Ирина Кнорринг - Золотые миры.Избранное

Что ты плачешь в тиши догоревшего дня
Под унылою тенью маслины?
Тихо шепчет она, свои ветви клоня,
И туманом покрылись долины.

Заползла к тебе в душу злодейка-печаль
И на сердце скрывается горе,
И невольно ты смотришь в туманную даль
На широкое синее море.

И напрасно ты ищешь за мутной волной
При унылом сиянье заката
Милый берег, тот берег, далёкий, родной,
На который уж нету возврата.

Не вернуть тебе светлых и радостных дней,
Не вернуть тебе прежнего счастья,
Как и здесь, среди чуждых и гордых людей
Не найдёшь ты хоть искру участья.

Катятся волны морские
Лениво, одна за другой,
Так дни мои, дни молодые
Унылой бегут чередой.

И слышу я смерти дыханье,
Стою над раскрытой могилой,
Но в душу иные желанья
Врываются с новою силой.

Мне чудится берег скалистый,
За синею дымкой ночною,
Где плещется вал серебристый
Под бледной, неясной луною.

Там плачет душа одиноко,
Там ждёт меня счастье иное,
Куда-то далёко, далёко
Влечёт меня счастье младое.

В тот край, где под маской былого
Забытое счастье скрывалось,
Где сердцу так много родного,
Где жизнь, где мечта пробуждалась.

Скажите мне, о звёзды золотые,
Когда же дни мои и годы молодые
Промчатся грустною, унылой чередой?
Когда тоска моя, омытая слезой,
Сольётся с вечною, безмолвною тоскою?
Когда же грусть моя, мой неизменный друг,
Свидетель тайных, молчаливых мук,
Невидимо расстанется со мною,
Где жизни вечная, холодная черта,
Последняя слеза, последняя мечта.

Вижу ль я девушки взор утомлённый,
Полный тоски, безответный, немой,
Смех её слышу, навек заглушённый
Вечно холодной тоской, —
Хочется тихо спросить мне тогда:
«Где твоя молодость, где красота?»

Дума ль тяжёлая сердце сжимает,
Или мечта, друг бессонных ночей,
Всё об одном она мне повторяет
С мёртвой улыбкой своей, —
Хочется тихо спросить мне тогда:
«Где твоя молодость, где красота?»

Ночь ли настанет, звездами играя,
Так далека от страданий и зла,
Вечно безмолвная, вечно немая,
Вечно холодная мгла, —
Хочется снова спросить мне тогда:
«Где твоя молодость, где красота?»

В вечерней мгле рыдали звуки скрипки,
А я была одна в объятиях мечты,
Вокруг всё чуждые, всё мёртвые улыбки
И ни одной приветливой черты.
Душа была пуста, в ней не было желанья,
В ней не было мечты… Лишь миг воспоминанья
Всю душу взволновал… То миг невольных слёз,
Далёких дней и невозвратных: грёз.
И в памяти моей невольно выплывают
Картины прошлого всё ярче и ясней,
И словно я опять те дни переживаю —
И сердце плачет тише и грустней.
А на земле зловещее молчанье,
И дышит в нём безмолвная печаль.
Душа молчит, в ней больше нет желанья,
Ей нечего любить, ей ничего не жаль.

Спасибо, друг, за то, что вижу снова
К себе доверие, и ласку, и покой,
За первое приветливое слово,
За первый взгляд, невинный и простой.

За то, что здесь, к печальной, одинокой,
Среди унынья, пошлости и зла,
В чужой толпе, бесчувственной, далёкой,
Ты первая несмело подошла.

За первый миг навеянного счастья,
За тихий миг, несмелый и живой,
За всё участье, робкое участье
Со всей наивной детской простотой.

Прощай, Сфаят, прощай, свобода!
Прощай последний майский день,
Где все мольбы и все невзгоды
Сошли в таинственную тень.

Передо мною блещут дали,
Где я, молитву сотворя,
Сойду под вечный свод печали
В глухих стенах монастыря.

Но в душной клетке заточенья
Меня, я знаю, также ждут
И там счастливые мгновенья,
Волненье, жизнь, борьба и труд.

Но нет тревоги, нет невзгоды,
Ни грозных бурь, ни злобных дней,
Ни упоительной свободы
Разгульной юности моей.

В эту ночь, как спустилась холодная мгла,
В эту ночь я так долго уснуть не могла.
На чужой стороне, среди чуждых людей
Я одна была с мёртвой печалью своей.
И так много тревожных, таинственных дум
Волновали мой пылкий расстроенный ум,
И так много тяжёлых, мучительных слёз
Мне навеяли крылья таинственных грёз.
И седой полумрак был так страшно угрюм,
За окном грохотал дикий, уличный шум,
И в усталую душу, где мёртвый покой,
Он врывался неясной, безумной тоской.

Немые, пожелтевшие листы…
То миг уныния, то миг воспоминанья,
Кой-где, среди вседневной суеты,
Мелькнёт строка, достойная вниманья.
В ней чувства новые несмело говорят,
А дальше пыл невинных увлечений,
Язвительных: насмешек длинный ряд,
Жестоких и нелепых обвинений…
Змеиная, ехидная молва,
Порывы счастья, счастья неземного…
Одна строка желания глухого…
Красивые, но мёртвые слова…
Кой-где мелькнут задумчивые грёзы
Среди пустых, однообразных строк,
А там опять проклятье и упрёк,
Опять тоска, и жалобы, и слёзы…

Высоких монахинь зловещие тени,
Безмолвных, как сумрак ночной…
А в окна раскрытые воздух весенний
Врывается сильной струёй.

Органная песня в воздушном просторе
Под сводом капеллы гремит,
И будто какое-то страшное горе
Над всем этим храмом висит.

Все бледны, недвижны, склонили колени,
В угрюмой печали молчат.
Лишь бродят монахинь безмолвные тени,
Да звуки органа гремят.

В душе настоящее горе таится,
Не ложный, навеянный страх,
И хочется плакать и тихо молиться, —
И искрятся слёзы в глазах.

Повсюду унынье, лампады сиянье,
Монашенок сумрачный строй,
Всё то же притворство, всё то же молчанье,
Всё тот же зловещий покой.