Ирина Кнорринг - Золотые миры.Избранное

Звучали где-то голоса —
Я их не узнавала…
От светлых окон полоса
Так медленно дрожала.

Луна — как жёлтое стекло…
Дрожащий свет из двери…
Я поняла, что всё прошло,
И не хотела верить…

Безнадёжна озёрная гладь
Далеко, под неверной луною.
Так спокойно, так грустно мечтать
В гамаке, под листвой кружевною.

Над прозрачной водою огни
Сквозь недвижный туман загорелись.
Однозвучные, скучные дни
Потянулись без смысла, без цели.

А в полях ни темно, ни светло,
Так тоскливо за тёмною далью.
Что мне счастьем казалось — прошло,
Да и было ли счастье — не знаю.

Над бульваром, над стройными зданьями
Ночь раскинула звёздный шатёр.
У стола, под стенами зеркальными
Оживлённый звучит разговор.

Шляпы, кружева, локоны чёрные,
Очертанья подмазанных лиц,
Будто цепи сдавили упорные,
Злые чары ночных небылиц.

Шумно-весело в сне электрическом,
Яркий свет ослепляет глаза…
Всё сильнее в тоске истерической
Стройных скрипок звучат голоса.

Мимо публика ходит нарядная,
Наполняет расчищенный сквер,
Всё мелькают костюмы парадные
И изысканность тонких манер.

Только будто всё больно обижено,
Будто веет невидимый рок…
Высоко, среди веток подстриженных
Тёмно-синего неба клочок.

Несётся звон далёкого костёла,
Густая мгла окутала поля,
А я всё вспоминаю день весёлый,
О чём, — то светлом вспоминаю я.

И ночь красивой, синей сказкой веет,
Давно погасли тусклые огни…
Мне всё равно: ничто уж не изменит,
Ничто уж не заполнит эти дни.

Я жить хочу, глядеть в глаза тревоге,
Изведать яд мучительной тоски,
Смотреть, как силуэт мелькает по дороге,
Ловить смолкающие, гулкие шаги.

Смотреть, как медленно сверкая, гаснет небо,
Смотреть на кружево бесчувственных теней,
И всё твердить, что сон мой даже не был,
Что нет мечты моей, что нет души моей.

Я жить хочу в дурмане ночи душной,
Чтоб теплились в душе последние огни.
И страшно мне, что слепо-равнодушны,
Ползут пустые, гаснущие дни.

Бесцельный день прошёл, и снова
Лежу одна на гамаке,
И жизни странные оковы
Несу одна в немой тоске.

И странно мне, что ночь чернеет,
Что ярко блещут маяки…
Всё слышу слабый стук у двери
И торопливые шаги…

Давно не верю и не жду я,
Все дни равны, как связка бус.
И только на тоску глухую
Ещё, быть может, отзовусь.

Я люблю смотреть на тени,
На узорчатые тени.
Так сверкает день весенний,
Так погаснул день последний.

Я люблю ловить дурманы
Средь уснувшего Сфаята,
И нетронутые раны
Заливать холодным ядом.

Я люблю смотреть на море,
На огни у вод залива,
Знаю я: в морском просторе
Всё исчезнет боязливо.

Жду, не требую ответа,
Но прощать я не умею.
Всё коплю, коплю приметы
И тоской хмельной хмелею.

Нас было четверо. Спокойно
Мы шли, окутанные мглой.
И забавлялись мы нестройной,
Пустой, весёлой болтовнёй.

Но страшно пробивалась дума
Сквозь звонко-колкие слова.
И ночь молчала так угрюмо,
В огне пылала голова.

Нам всё казалось так ненужно,
И мы средь шумной суеты,
Глухому жребию послушны,
От жизни прятались в мечты.

Один из нас спросил лениво
(Он был старик в семнадцать лет):
«Что дальше в этой жизни лживой?» —
«Смерть и ничто!» — звучал ответ.

Мы были странно-равнодушны,
Глухие тайны затая,
Пытаясь этой ночью душной
Решить загадку бытия.

Я вижу весь мой жребий чёрный —
Тоске бесслёзной обречённый.

Я вижу всё, что мне дано,
Что мне судьбою суждено.

Всегда одной, всегда ленивой,
Мечтать о том, неисполнимом…

Смотреть на неба тёмный свод
И знать, что синий сон пройдёт…

Не раз упасть на камень твёрдый.
Просить ответные аккорды…

Искать в запаянном кольце
Несуществующую цель…

Томиться, ждать, ловить мгновенья,
И быть всегда, везде последней…

Я помню — мы шли тогда по дороге,
И тёплый ветер нам слал привет.
Мы говорили о вере, о Боге.
И поняла я, что веры нет.

Мы говорили, что жизнь бесконечна,
Но жизнь не наша, а жизнь земли.
И было страшно пред бездной вечной,
И все желанья меркли вдали.

И мне хотелось сломить упорство,
Сломить иллюзии тяжких оков,
Разбить надежды печалью чёрствой,
Но не было власти, и силы, и слов…

Она шла рядом с улыбкой ясной,
В её лице я искала ответ.
Но поняла: яд тоски напрасной
На нём никогда не оставит след.

И я пьянела какой-то мукой,
Склонившись тихо к её плечу,
И чуть слышно сказала, сжимая руки:
«Довольно! Больше не хочу!»

Все дороги исхожены,
Все рассказы прослушаны,
На кого-то похожие,
Мои сказки разрушены…

Всё такое обычное,
Всё такое понятное,
Эти крыши кирпичные,
Эти стены дощатые.

Эти вечные жалобы
Утомлённого разума…
Ничего не желала бы,
Не искала напрасно бы…

Только сердце старается,
Сказка рано кончается…
Ах, ничто не изменится,
Ничего не меняется!

Я закрыла тихо ставни
И огонь зажгла.
Чуть скрывая страх недавний,
Тихо села у стола.

Вечер был, как сон неясный —
Разве в первый раз?
И печалью безучастной
Трепетал вечерний час.