Елена Обоймина - Рудольф Нуреев. Я умру полубогом!

«Мы все ощущали смущение, — признавалась Розида. — Было трудно начать разговор. Мы не знали, что сказать».

Рудольф посетил места своего детства, но это не уменьшило его отчаяния. Так как он не разрешил фотокорреспонденту ТАСС войти вместе с ним в квартиру матери, тот предложил поводить его по памятным местам. Рудольф согласился, и к ним присоединились Розида, его племянник Юрий и внучатый племянник Руслан. Нуреев хотел посетить могилу отца, но мусульманское кладбище оказалось погребенным под снегом, и попасть туда было невозможно.

Так и вышло, что первой его остановкой в экскурсии по Уфе стал Башкирский театр оперы и балета. В театре был выходной день, и Нуреева неохотно пропустили в здание. Он поднялся на второй этаж, вошел в балетный зал. Там оказался планшет со старыми снимками. Рудольф внимательно рассматривал их, узнавал артистов, с которыми когда-то работал… Прошелся по сцене, где сделал первые балетные шаги. Попытался позвонить Зайтуне Насретдиновой — балерине, которая так восхитила его во время первого посещения балета, но ее телефон не отвечал.

В филармонии тоже никого не было. Хореографическое училище располагалось в здании бывшей школы, где когда-то учился Рудольф, но вахтер категорически отказался пропустить гостя. В Художественном музее имени Нестерова танцовщик хотел сфотографироваться на фоне понравившейся картины — смотрительница зала подняла шум. Для нее, как и для большинства жителей Уфы, имя Нуреева ничего не означало.

Правда, встретиться со старенькой Анной Ивановной Удальцовой, своим первым преподавателем, Рудольфу все-таки удалось — он навестил ее дома. Она была так рада повидать своего Рудика! Встреча оказалась искренней и теплой и была запечатлена на кинопленку.

…Машина медленно двигалась по улице Зенцова, где когда-то жила семья Нуреевых. Старый дом Рудольфа был снесен, а на его месте выросло безликое многоквартирное здание, так что он едва узнавал индустриальный пейзаж.

Вдруг Рудольф попросил водителя остановиться.

— Что это? Как называется дерево?

— Рудик, — растерянно проговорила Розида, — разве ты не знаешь?! Это — рябина.

Как же он мог забыть рябину?..

Проходя мимо старых деревянных домов, Рудольф заметил:

— Да, это Уфа, которую я помню…

Однако таких мест осталось немного.

Во время обратного полета в Москву Рудольф хранил гробовое молчание; спутники понимали, что он разочарован. Люба и Леонид встречали друга юности в Домодедово — по определению зарубежных биографов, «аэропорту для внутренних рейсов, мрачном захолустном месте, вызвавшем у Рудольфа отвращение».

Когда ехали в Москву, Рудольф признался друзьям, что нуждается в хорошей выпивке. Они проговорили несколько часов, причем искренность Рудольфа немало удивила Любу и Леонида. Люба была «поражена силой эмоций, которые он скрывал от нас все эти годы. Он рассказывал нам, как боялся открыть рот из страха обнаружить свою провинциальность и как отчаянно пытался компенсировать отсутствие должного образования…».

В 1988 году Королевский оперный театр «Ковент-Гарден», отмечая 50-летие Рудольфа Нуреева, пригласил его участвовать в гала-представлении балета «Жизель». В свою очередь Рудольф решил представить лондонской публике одну из многообещающих французских балерин. Так 6 января его протеже Сильви Гиллем дебютировала в Лондоне в партии Жизели в дуэте с самим Рудольфом Нуреевым. Через два года она, не стерпев нуреевского деспотизма, оставит «Гранд-опера» и станет приглашенной балериной Королевского балета.

По иронии судьбы одной из лучших работ Гиллем в этом театре будет главная партия в балете «Маргарита и Арман», поставленном для Нуреева и Марго Фонтейн хореографом Фредериком Аштоном…

Летом того же года Рудольф предполагал станцевать Альберта в «Жизели» и в Американском театре балета, с чьей труппой он не работал уже более десяти лет. По рассказам очевидцев, за последние годы его техника настолько ослабла, что руководство театра не захотело подписывать с ним контракт. Но в рамках знаменитого тура в честь своего 50-летия, растянутого на два года, Рудольфу все-таки удалось станцевать здесь три спектакля.

Его приезд в Кировский театр тоже не назовешь удачным. Танцовщику предоставили возможность станцевать несколько спектаклей на той сцене, о которой он так мечтал в юности. Нуреев выступил здесь 17 и 19 ноября 1989 года в одном из своих любимых и выигрышных когда-то балетов — «Сильфиде» X. Левенсхольда. Рудольфа пригласил тогдашний художественный руководитель балетной труппы театра, главный балетмейстер Кировского и бывший нуреевский соученик Олег Виноградов. Но танцовщик прибыл в Ленинград с больной ногой, а потом еще разорвал мышцу на другой ноге во время репетиции со своей двадцатилетней партнершей Жанной Аюповой.

«Во-первых, для меня по сей день остается загадкой, почему партнершей Нурееву выбрали меня, ведь в театре было достаточно статусных балерин, — рассказывала Жанна позднее. — Может быть, потому, что я ученица Нинель Александровны Кургапкиной. Они с Нуреевым были очень дружны. Его приезд был неожиданностью. Естественно, я волновалась: я никогда не видела его живьем, знала только легенды. Слышала, что он личность одиозная. Нестандартная, скажем так… Мне не хочется говорить о нем, потому что все ожидают сногсшибательной скандальной хроники. Если Нуреев — обязательно дайте скандал. А мне неинтересны эти скандалы — в моей памяти он прежде всего остался моим первым выдающимся партнером-звездой».

«Партнер-звезда» все-таки трезво оценивал свои реальные возможности. «Сильфида» требовала безупречного классического исполнения, что было Рудольфу уже не по силам. После нескольких репетиций он решил было танцевать «Шинель» — балет, поставленный специально для него за рубежом по одноименной повести Н.В. Гоголя на музыку Дмитрия Шостаковича. Однако принципиальный Виноградов отказался от подобной замены. Репетиции, проводимые старой приятельницей и партнершей Нуреева Нинель Кургапкиной, оказались изматывающими; Рудольфу часто приходилось делать перерывы для отдыха. По словам Нинель Александровны, он постоянно спрашивал ее:

— Может быть, мне не стоит танцевать?

Нуреев был убежден: Виноградов намерен выставить его перед ленинградскими зрителями не в самом лучшем свете. Позже он объяснял друзьям, что Виноградов его «угробил». Танцовщик не желал признаваться в своей ошибке: в свои пятьдесят с лишним лет он согласился исполнить технически сложную роль…

«Не знаю, почему я это делал, — признался Рудольф журналисту по возвращении на Запад, вспоминая выступление в «Сильфиде». — Возможно, это была детская выходка… но я никак не могу забыть уроков Марго Фонтейн, которая никогда не отменяла выступлений. Если ты в состоянии стоять на ногах, значит, можешь и танцевать».