Анатолий Черняев - Совместный исход. Дневник двух эпох. 1972–1991
- Название:Совместный исход. Дневник двух эпох. 1972–1991
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:РОССПЕН
- Год:2008
- ISBN:нет данных
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Анатолий Черняев - Совместный исход. Дневник двух эпох. 1972–1991 краткое содержание
Анатолий Черняев. Совместный исход. Дневник двух эпох. 1972–1991 М., РОССПЕН, 2008. 1047 с.
Книга эта — подробнейший дневник, который в течение 20 лет вел человек, работавший в аппарате высшей власти в СССР. Он лично знал многих в руководстве КПСС в 70–80-е годы. Здесь в деталях его впечатления о Брежневе, Суслове, Кириленко, Пономареве и др. Дневник, очень откровенный и критичный, изнутри режима свидетельствует о том, как и почему он стремительно шел к своей неумолимой гибели, как и почему попытки спасти великое государство на путях демократизации и перестройки окончились неудачей.
В книге много переживаний и размышлений интеллигента тех времен, озабоченного судьбами своей страны.
Совместный исход. Дневник двух эпох. 1972–1991 - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Интервал:
Закладка:
И потом: уже появились похвальные рецензии в ПМС, в «Правде», в МЭИМО. В № 10 «Коммуниста» великолепно схвачена суть. В августе будет в «Вопросах истории». Если бы Трапезников что-то замышлял, он мог бы как-то предотвратить этот процесс. Кроме того, он знает, что есть «внутренняя рецензия» на рукопись тома из ИМЭЛ'а. На кого же он обопрется, не говоря уже о том, что его зав. сектором Хромов — член главной редакции дал отличный отзыв на рукопись, и главные клевреты тоже «замазаны» участием в главной редакции и обсуждениях.
Липа, должно быть.
В четверг собирались с друзьями. Был Бовин, Карякин. Попытки выяснять смысл «должности» в жизни каждого из нас. Бовин негодовал: мол, дали бы мне свободу, я чувствую в себе силы говорить с народом так, как он того заслуживает, объяснять ему, что происходит в мире на самом деле. Я лениво возражал: кто, мол, тебе мешает, если, конечно, ты не думаешь в душе так же, как Киссинджер или Каррильо. Моя идея о себе — «frontir»=граница. Которая уже дошла до западного побережья. Все освоено, индейцы превращены в объект для туристов. И сил больше что-нибудь сделать нет. Удовлетворяешься хорошо сделанным в рамках служебного микромира, отмахиваясь от мысли, нужно ли это кому-нибудь за его пределами. Бовин расшифровал это так: сидит в говне и заставляет себя думать, что вылезти не сможет.
А вчера на даче с нетерпением ждал выступления Бовина по XV в «Международной панораме». Был приличен. По крайней мере трижды отступил от канонических оценок: по Испании, по Картеру и вообще президентским делам в США, по Ливану.
Полтора месяца пропустил. Поэтому — пунктирно, что произошло за это время.
С 12–27 августа был вновь на Рижском взморье, в сверх комфортабельном «Янтаре». А до этого 3 августа была беседа с Эндрю Ротштейном, который отказался встречаться с Б. Н.'ом, считая, что тот трусит поступать с английской компартией так, как следовало бы, чтоб вернуть ее на путь марксизма-ленинизма. Естественно, Брежнев и его друг Суслов не захотели тратить на него время. Я позвал на беседу Ненашева — зам. Отдела пропаганды, с которым мы были во Франции. Старик Ротштейн — живая история Коминтерна и проч. Мальчиком сидел на коленях у Ленина, когда тот играл с его отцом [43] Федор Ротштейн - видный деятель РСДРП, приятель Ленина по эмиграции, остался навсегда в Англии еще до Первой мировой войны.
в шахматы. Говорит, что «наша беда» («вина» вашего руководства), что вы (КПСС) зазнались. Припомнил, что Сталин отказался послать дивизию в Лондон в 1945 году на парад союзников. И тогда английский рабочий класс понял, что его в счет не берут. А он — будучи англичанином — таких вещей не забывает. (Кстати, Ротштейн вполне свободно говорит по-русски, хотя и немного слишком правильно). Главная его тема — ничтожество нашей пропаганды. Вы «не доходите» до западного человека. Ваши журналисты и пропагандисты занимаются литературщиной, а нужны факты, нужна умелая подача действительности.
Ненашев его заверил, что мы-де это понимаем, вот, мол, состоялось решение ЦК об Агентстве печати «Новости», где предусмотрен штат специальных обозревателей, которые знают западную аудиторию.
Между тем, спустя несколько дней я узнал следующее. Уже после выход этого решения, которое «укрепляло и расширяло» АПН, Брежнев позвонил Кириленко (из Крыма) и, очевидно, даже не подозревая об этом решении, стал ему говорить, что, мол, эта организация только деньги жрет народные и вообще «раздули», а продукция их валяется по коридорам посольств.
Вслед за этим сразу же появилась записка за подписью двух членов Политбюро: Кириленко и Андропова в этом духе. И тут же было принято другое решение ЦК, которое сокращало АПН на % и вообще низвело ее до уровня, которого, впрочем, она заслуживает. Ее вообще бы закрыть. Сама идея изначально была выморочная. Толкунов сейчас рассовывает своих работников по разным местам их сотни и, трудно поверить, — тысячи.
Принимал я перед отъездом в отпуск несколько делегаций от компартий. Итальянская — 15 секретарей райкомов. Говорил им о величии их партии, о значении того, что она делает для всех нас. О том, как важно, «несмотря на расхождения», что мы и они (Брежнев- Берлингуэр) демонстрируем перед всем миром нашу дружбу, разочаровывая и сбивая с толку противников.
В первой половине сентября был с дочерью в Венгрии. Венгры принимали широко, показали много интересного.
Здесь я прочел запись беседы Брежнев-Кадар в Крыму (26 августа 1976 г.). Брежнев Кадара «на ты», Кадар его — «на Вы». Поучающий тон, вплоть до оценок руководящих деятелей Венгрии с рекомендациями на их счет. Но вместе с тем искреннее выражение доверительности, похвалы в адрес самого Яноша; за интернационализм, понимание и мудрость. Брежнев держался как «старший» и «непререкаемый», он не «советовался», а советовал.
Между прочим, меня поразила жесткость, с какой Брежнев говорил о внешнеполитических и особенно идеологических вопросах (много жестче, чем в Завидово перед XXV съездом). И в отношении проблем ФРГ-ГДР — «никаких послаблений» Шмидту, и в отношении идеологической непримиримости к шатаниям, осудил Ацела (член Политбюро ВСРП), который-де опасен своими либеральными замашками.
Удивило меня и его заявление по поводу нового международного Совещания МКД. Мол, в практическую плоскость его ставить рано, но думать о формах, подходах, методах пора. Мы все равно не дождемся, пока китайцы согласятся на Совещание. И вся проблема единства МКД (несмотря на Берлин) у него сведена к новому Совещанию.
В Будапеште один вечер мы провели у Нади Барта, помощницы Кадара. Очень мило беседовали на литературно-социологические темы. Надя мне предложила почитать «Континент». «Не стесняйтесь, у нас ведь это просто. Завтра будете в ЦК, отдайте кому- нибудь, они мне передадут!».
И вот №№ 7 и 8. Максимов, Некрасов и тьма других ранее известных у нас имен. Две ночи я читал это. В том числе Наума Коржавина, памфлет — обращение к «левым интеллигентам» на Западе. Его оценки Фиделя, Че-Гевары, Альенде. Не всякий на такое решится.
И какая сила слова! Видишь абсурдность, нелепость его взглядов, готов полемизировать и есть для этого убийственные аргументы. Но неотразимо действует! Сам стиль, сатира и яд как таковые. Владение словом, мастерство. Там же — главы из второй книги В. Гроссмана — продолжение «За правое дело». Называется «Жизнь и судьба». О подготовке окружения Сталинграда. Сильнейшая вещь. И послесловие литературного критика Ямпольского — о последнем десятилетии жизни Гроссмана, после ареста рукописи в 1963 году, о его похоронах.
Протест Е. Эткинда, известного литературоведа, гнев и поношение судей и гбэшников, которые вынудили его покинуть страну (в 1974 году), а он-де ничего антисоветского не сделал и не собирался сделать, и ничего такого публично не писал. Инкриминировали ему несколько фраз из письма к зятю, который собрался уезжать в Израиль и которого он отговаривал это делать: мол, здесь надо бороться за справедливость, а там ты никому не нужен. Письмо, конечно, попало куда надо. Описывает, как его исключали из Союза писателей и из Пединститута им. Герцена в Ленинграде, как вели себя его друзья — писатели и поэты.
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: