Анатолий Черняев - Совместный исход. Дневник двух эпох. 1972–1991

Таким образом, мы получили возможность спасти ситуацию на рубеже перехода ее в самую тяжелую фазу, связанную с сухопутной войной. Мне кажется — это уже большая победа. И мир, и народ Соединенных Штатов, думаю, по достоинству оценят действия своего президента. А, учитывая, что мы все время сотрудничали во время кризиса не только между собой, но и с другими главными партнерами, это означает еще и общее достижение. Все увидят, что оба президента, оставаясь непоколебимыми в достижении цели, не забывали, что самая высшая ценность — это человеческая жизнь, судьба людей. Думаю, что на 80–90 % можно рассчитывать на то, что нас одобрит все мировое сообщество.

Сейчас, повторяю, есть все основания, чтобы не утратить шанс политического решения, Давайте не поддаваться нажиму, не будем нервничать. Давление имеет место и у нас здесь, и у вас, и во всем мире. Ответственность наша с вами очень высока, Джордж. И если мы сейчас повернем так, чтобы избежать продолжения бойни в самом худшем ее варианте, это будет крупнейшее достижение на многие года вперед. Вот мои аргументы, Прошу прощения за эмоции и за "высокий штиль".

С той стороны провода пошли уточнения насчет Азиза и его возможностей убедить Хусейна окончательно отступить. Буш, судя по всему, бурно доказывал Горбачеву, что этого не произойдет. Попытки М. С. его прерывать не имели успеха. М. С., послушав 2–3 минуты, то и дело произносил: "Джордж! Джордж! Джордж!". Но тот не унимался.

Я все понял, сказал Горбачев, когда тот наконец умолк. Мы с вами не расходимся в характеристике Хусейна. Его судьба предрешена. И я вовсе не стараюсь его как-то обелить или оправдать, сохранить ему имидж и т. п. Но мы и вы вынуждены иметь дело именно с ним. Поскольку это реально действующее лицо, противостоящее нам. Речь сейчас вовсе не идет о личности Хусейна и не о методах его действий. Речь идет о том, чтобы воспользоваться достигнутым в обуздании его агрессии, — тем огромным вкладом, который в это дело внесли именно Соединенные Штаты, американский президент, — и перевести решение проблем в сугубо политическое русло, избежать еще большей беды, трагедии для огромной массы населения. Это центральный вопрос, На это замыкаются наши заботы о престиже наших государств и нас самих, Джордж.

Я передам через Азиза ваше требование к Хусейну. Но, повторяю, мое итоговое предложение: давайте, может, предрешим его сейчас, а именно — мы выступаем с совместной инициативой по созыву Совета Безопасности и начинаем безотлагательно рассматривать весь пакет требований к Хусейну. Надо выжать из него все, что только можно выжать из Хусейна, чтобы заставит его выполнить наши требования.

Помните, Джордж: для нас приоритетом является сотрудничество с Соединенными Штатами в рамках нашей собственной ответственности и перед своим народом, и перед мировым сообществом, которая сейчас в этот момент состоит в том, чтобы выйти из этого конфликта, достичь цели, избежав большой беды.

Буш опять возражает. Горбачев ему говорит, что сейчас ведь ждем нового ответа из Багдада (после ночного разговора с Азизом). Поэтому принципиально важно сейчас сказать себе: берем ли мы курс на политическое или на военное решение [85] Комментарий спустя годы post factum. Бейкер позвонил Бессмертных, чтобы уведомить его, что акция уже началась — танки пошли. Из этого лишний раз следует, что когда он и его президент продолжали по телефону дискуссию с Горбачевым, решение было уже принято. Все команды давно отданы. И войска находились на "линии атаки". Замысел администрации США — воспользоваться случаем и хорошенько шмякнуть Хусейна, показав заодно всем арабам и всему миру, кто в этом мире "правит бал", — приобрел вполне конкретное "наполнение" в штабе вооруженных сил. Не думаю, чтобы Буш "не переживал" по поводу того, что он морочил голову "своему другу Майклу", — ведь он с некоторых пор вел с ним "честную игру". Но инстинкты "старого мышления", хорошо натасканные в годы холодной войны, были еще слишком сильны. А после "ухода Горбачева" они опять стали определяющими и господствующими. .

23 февраля в субботу Горбачев (и мы с ним) в течение целого дня обзванивали Буша, Мейджора, Андреотти, Мубарака, Асада, Миттерана, Коля, Кайфу, Рафсанджани… Он пытался их убедить, что Хусейн уйдет из Кувейта, деваться, мол, ему некуда.

И никто Горбачеву, включая тех, с кем он на "ты", не сказал прямо: не суетись, Миша! Давно, еше две недели тому назад, все решено. Никто не хочет, вернее, Буш не хочет, чтобы Хусейн ушел, а мы, мол, не можем противиться. Надо, чтобы он остался, чтобы устроить ему современный "Сталинград". Морочили Горбачеву голову. Он временами это чувствовал, но продолжал верить, будто сработают критерии нового мышления, что доверие что-то значит. Не тут-то было! Срабатывала логика традиционной политики: где сила, богатство, где интерес, там и "право". А моральное прикрытие легко найти, против Хусейна особенно.

В записи его телефонных разговоров — лебединая песня новой политики, устремленная к "новому мировому порядку". Он оказался, как и следовало ожидать, идеалистом-мечтателем. Поверил в то, что человеческое станет основой мировой политики. А мы при нем, мы тоже верили, хотя временами и сомневались.

Словом, Горбачев выдержал испытание Хусейном. Запад не выдержал. Нам Аллах и христианский Господь Бог запишет это. Но и только.

Обречены дружить с Америкой, что бы она ни делала. Иначе опять изоляция и все кувырком. Погорят и остатки перестройки. Впрочем, он мне сказал сегодня, когда я ему не посоветовал отвечать на последнее послание Хусейна: "Ты прав. Что уж теперь! Новая эпоха. Она и у нас внутри уже постперестроечная. Все революции кончаются неудачей, хотя и изменяют страну, а некоторые — целый мир".

Совсем к ночи затащили М. С. в кабинет к Яковлеву. Был там еще Примаков, Бакатин, я и Игнатенко. Разговор шел высокий, но в исконной российской стилистике — "ты меня уважаешь — я тебя уважаю". Много Горбачев сказал умного, но я не запомнил, ибо был пьян, хотя держался. Он впервые обнял меня "как фронтовика" (а не только Яковлева, как всегда и вездё до этого). Был предлог: День Советской армии.

Утром я уже опять писал "персидские мотивы". Правда, на работу не поехал, вызывал фельдов на дом.

В субботу (еще до звонков по разным столицам) сидели мы у Горбачева с Яковлевым. Он вдруг стал прямо при нас подписывать распоряжение о советниках президента. Яковлев ему говорит: "Хоть бы старшим назвали меня". Я подсуетился, предложил назвать Яковлева "представителем президента по особым поручениям".

— Что это за должность? При ком представитель? — возразил Горбачев.

— Но нельзя же Александра Николаевича спускать до уровня Ожерельева…