Сергей Черняховский - Политики, предатели, пророки. Новейшая история России в портретах (1985-2012)

Сторонники версии «Гайдар — спаситель» делают акцент на том, что полки магазинов и базаров полны товарами, а в стране создана рыночная экономика. Только что она даёт? И если правда то, что она даёт полные товаров прилавки, это само по себе тоже ничего не значит. Потому что главное — не столько наличие товаров, сколько возможность населения их приобретать. А потребление в целом, как известно, с конца 80-х сократилось. Нынешние 300 рублей примерно равны по покупательной способности одному брежневскому рублю. И каждый сам, умножив на триста (или, как считают осторожные экономисты, на 200), зарплату, которую получал бы четверть века назад, может посчитать, насколько она реально уменьшилась. Товары стали другими, появились те, которых просто не существовало четверть века назад. Но в целом реальное благосостояние основной массы людей существенно ниже их благосостояния в 70–80-е годы со всеми тогдашними проблемами. И то, что Россия даже к началу кризиса 2008-го еще не восстановила состояние 90-го, признавали даже представители власти. Большая часть товаров на прилавках — это то, что ввозят в страну в обмен на вывозимое сырьё. То есть, в массе своей, старая промышленность разрушена и не восстановлена, новая же не создана.

Политика Гайдара и внедрение отживших смитовских моделей в экономику сделали производство невыгодным, внедрение инноваций — почти невозможным, разрушило науку, здравоохранение, образование. Заставили хозяйство страны работать на выгоды сегодняшние, принципиально закрывая возможности постановки и реализации тех программ, которые направлены на стратегические цели. И даже то, что есть в позитиве (но по сравнению не с 1990-м, а с 1992–1993 гг.), мы имеем не за счёт политики Гайдара и рынка, а за счёт преодоления её последствий и ограничения рынка. И просто за счёт того, что цена на нефть в 2000-е годы в несколько раз превосходила цену на нефть в конце 80-х.

Казалось бы, всё это — неопровержимые доказательства трактовки «Гайдар — чудовище». Но только это еще большая неправда. И сам Гайдар, обреченно твердивший на протяжении последних лет: «Ну не было к концу 1991 года никакой могучей советской экономики», — стократно прав. Возглавь он правительство в 85-м — может, это был бы совсем другой Гайдар. И совсем иная политика. Во всяком случае, при всей своей ирреальности, в экономике он понимал больше, чем Горбачёв. И, кстати, есть немало свидетельств того, что в середине 80-х Гайдар был твёрдым антирыночником. Он всегда был таким, каким его делал информационный мейнстрим. Но он возглавил не «могучую советскую экономику», пусть даже с накапливавшимися в ней к 80-м противоречиями. Он возглавил её развалины. И превращена она в развалины не им. А в первую очередь правительством Рыжкова и политическими авантюрами Горбачёва. Все забывают, что ни в 90-м, ни в 91-м ещё не наблюдалось снижения производства промышленности в СССР. Но только на полках уже почти ничего не было. Промышленность работала, товары по пути в магазин куда-то исчезали. Зато сразу появились, когда стало возможно устанавливать на них любые цены.

Разрушительные эксперименты с нелепым созданием кооперативов (нелепым, во всяком случае, в той форме, в какой осуществлялись), «радикальной экономической реформой» (её навязали стране вовсе не Гайдар с Чубайсом, а Рыжков с Абалкиным) создали ситуацию перекачивания безналичных рублей в наличные и резко умножили денежную массу, намного превысившую товарную. А в результате всё это опустошило полки магазинов. Это последние советские правительства, а не первые «демократические» разрушили систему планирования. Это они стимулировали своими подходами предприятия к тому, чтобы отказываться от выпуска дешёвой продукции в пользу дорогой. Это они создали ситуацию, когда продать сырьё за границу стало выгоднее, чем производить из него товары. Это политика Горбачёва, а не Гайдара, разрушала экономические и хозяйственные связи. Это пропаганда тогдашнего ЦК КПСС и его СМИ заставляли обывателя грезить о рынке и категорически отвергать любые цивилизованные подходы к управлению экономикой.

Гайдару предложили руководить экономикой, когда она была растоптана Рыжковым и командой его безграмотных экономистов-рыночников. Когда Горбачёв сделал страну неуправляемой. Когда общество истерично требовало рынка и верило только в рынок. Реально было два пути действия. Либо твёрдо и решительно уходить от рыночной наивности и диктаторски вводить систему гарантированного распределения, а потом петровскими методами выкорчёвывать рыночную ересь. Этот шанс на спасение был упущен в августе 1991-го. Либо действовать в соответствии с общественными ожиданиями, фобиями и наивными учебниками времён Адама Смита. Гайдар сделал то, что в этих конкретных условиях он мог сделать в рамках поставленной задачи движения к рынку. Но не он, а общество поставило ему безумную задачу. Общество бредило рынком и не желало другого. Сложно сказать, понимал ли Гайдар тогда, что общество делает нелепости. Но он сказал: «Вы хотите рынка? Вы ради рынка отказались от своих идеалов и от своей памяти? Вы хотите променять право первородства на колбасу? Тогда пристегните ремни — сейчас вы узнаете, что это такое на самом деле».

Виновен не Гайдар. Виновны те, кто довёл пусть даже противоречивую экономику СССР начала 80-х до состояния 91-го. И навязал стране нелепую мечту о рынке. Беда не в том, как Гайдар повёл страну в сторону рынка. Он повёл так, как в тех условиях было возможно. Беда в том, что в принципе был избран этот путь. Порочен не Гайдар с его правительством — порочен рынок. Гайдар же, судя по тоскливому выражению его глаз и по некоторым слухам о его пристрастиях последнего времени, что-то возможно и понял. И не выдержал. Он всё больше любил виски. И всё больше писал книги. Точнее, фиксировал в тексте свои не отличаемые им от жизни видения. Правда, посмотрев на все то, что он натворил в 92-м, он всё время предупреждал: впереди может быть ещё хуже. Потому что где-то, чутьём много читавшего человека, понимал: путь порочен. Но сказать прямо смелости не имел. На одном уровне сознания он понимал, что путь, по какому пошла страна, абсурден. На другом — отстаивал правильность своих действий. Понимая: признав правду — лучше не жить. Даже когда 3 октября 1993 года призвал московских политических маргиналов к оружию для поддержки антиконституционного мятежа, он защищал не Ельцина. Он защищал своё право жить в мире им же созданной для себя иллюзии. Право не признавать своих ошибок и преступлений.

Разум подсказывал ему: «Ты — преступник». Страх увидеть правду твердил: «Да нет, ведь я делал все, как у Смита и в американском учебнике!». Долго так жить было нельзя.