Александр Наумов - Из уцелевших воспоминаний (1868-1917). Книга I

Не помню, сколько времени я простоялъ, совершенно ошеломленный этимъ поразительнымъ по своей красотѣ и неожиданнымъ для меня зрѣлищемъ... Меня отрезвилъ раздавшійся около меня голосъ того же Константина Капитоновича: „Вотъ наше обиталище — Форосское имѣніе и его дворецъ” — показалъ мнѣ рукою внизъ Ушковъ: „Тамъ тебя давно ждутъ!”... Посмотрѣвъ по указанному направленію съ горнаго верха внизъ на извилины морского побережья, я увидалъ на одной изъ нихъ, наиболѣе выдававшейся въ море, рядъ построекъ среди еле замѣтныхъ пересѣкавшихся дорожныхъ линій и парковыхъ распланировокъ. Тамъ меня ждутъ... Это вѣрно! подумалъ я и бодро воскликнулъ: „Такъ ѣдемъ же, Константинъ Капитоновичъ, скорѣй!”

Дорога шла винтообразнымъ спускомъ. Вскорѣ мы очутились около площадки, устроенной на самой вершинѣ одного изъ горныхъ утесовъ т. н. „Красной скалы”, представлявшей собой огромный отвалившійся когда-то отъ Яйлы осколокъ изъ сплошного розовато-краснаго мрамора. На самомъ краю этого возвышенно-выдававшагося мѣста, виднаго на все далекое береговое пространство, Александръ Григорьевичъ Кузнецовъ, вѣрный своему изысканному вкусу и умѣнью, при содѣйствіи лучшихъ архитекторовъ и художниковъ, соорудилъ небольшой, необычайной красоты храмъ Творцу вселенной. Изумительное сочетаніе! — На фонѣ грозныхъ хребтовъ, горныхъ ущелій и обваловъ, среди общаго величія дикой, дѣвственной, какъ бы только-что вышедшей изъ общаго хаоса мірозданія Крымской природы, появилась искусствомъ ума и рукъ человѣческихъ созданная чудо-церковка, напоминавшая всѣмъ и каждому о величіи Бога и силъ человѣка. Особенно эта мысль приходитъ всегда на умъ при проѣздѣ вдоль Форосскаго побережья на пароходѣ... Около церкви, на той же площадкѣ, нѣсколько въ сторонѣ, среди кущи деревьевъ виднѣлись причтовые каменные одноэтажные флигеля, окруженные садами и огородами. Отъ церкви спускъ начался еще круче и извилистѣе — недаромъ онъ носилъ названіе „Штопора”.

Черезъ полчаса послѣ Байдарскихъ воротъ мы подъѣзжали, посреди великолѣпныхъ растеній, цвѣточныхъ клумбъ съ фонтанами, къ главному подъѣзду красиваго, въ стилѣ итальянскаго ренессанса, Форосскаго дворца. Вся Ушковская семья была въ сборѣ. Мало того, съѣхались къ тому времени и остальные братья Константина Капитоновича — старшій Петръ, затѣмъ Яковъ, даже мой Буяновскій землякъ и соохотникъ — Иванъ Капитоновичъ („дядя Ваня”).

Радостная встрѣча; осмотръ исключительнаго по своей красотѣ Форосскаго имѣнія съ его изумительнымъ паркомъ, справедливо носившимъ наименованіе „Райскаго”; дальнія интереснѣйшія прогулки по живописнымъ сосѣднимъ имѣніямъ, по окрестнымъ горамъ, мѣстами покрытымъ чуднымъ хвойнымъ или кедровымъ лѣсомъ; катанья на лодкахъ; веселая рыбная ловля съ прибрежныхъ камней; раздольное купанье; живительный воздухъ; близость безбрежнаго морского простора съ его почти ежечасно мѣнявшимися красочными оттѣнками, свѣтовыми „бликами” и прохладными „бризами”; наконецъ, самое проживаніе въ великолѣпной усадьбѣ, воистину, дворцѣ, своего рода музеѣ, заполненномъ бывшимъ его основателемъ выдающимися произведеніями всякаго рода искусства; великолѣпными полотнами лучшихъ русскихъ и заграничныхъ мастеровъ, рѣдкими коллекціями бронзы, мебели, книгъ и художественныхъ эстамповъ — все это вмѣстѣ взятое производило на меня впечатлѣніе какого-то волшебнаго сна, заставивъ временно отойти отъ всего гнетущаго, что осталось позади у меня не столько въ Самарѣ, сколько въ Головкинѣ и злосчастномъ Буинскѣ съ Симбирскомъ вкупѣ.

Вспоминаются мнѣ на первыхъ порахъ пытливо направленные на меня взгляды будущихъ моихъ родственниковъ. Особенно присматривался ко мнѣ старшій — Петръ Капитоновичъ, мужчина умный и прозорливый, пользовавшійся во всей Ушковской семьѣ непререкаемымъ авторитетомъ. Часто, подсаживась ко мнѣ, онъ заводилъ длинные разговоры со мною на разныя хозяйственныя и общественные темы, интересуясь видимо узнавать мои сужденія и взгляды на вещи.

,Дядя Яша” (Яковъ Капитоновичъ) былъ иного склада и характера человѣкъ — болѣе легкій и простодушный. Съ нимъ я сражался чуть ли не ежедневно на бильярдѣ, кстати сказать помѣщавшимся въ великолѣпной высокой комнатѣ, съ чудными подлинниками кисти Сѣрова и Маковскаго на стѣнахъ.

Съ милымъ Константиномъ Капитоновичемъ мы устроились для ночлега во флигелѣ, соединенномъ съ дворцомъ красивой перголой, густо покрытой вьющимися розами. За нашимъ своевременнымъ отходомъ ко сну бдительно слѣдилъ Петръ Капитоновичъ, обычно входившій въ бильярдную комнату, гдѣ мы по вечерамъ собирались — кто для игры, а кто и ради стакана добраго Форосскаго вина и скороговоркой начальнически намъ выговаривалъ: „Спать пора!”... Тогда мы съ будущимъ моимъ тестемъ, захвативъ недопитые стаканы, да и бутылочку-другую съ нами, отходили якобы для сна къ себѣ во флигель, гдѣ частенько у открытой веранды по вечерамъ засиживались, душевно другъ съ другомъ подолгу бесѣдуя.

19-го октября 1897 года состоялось семейное торжество, устроенное по случаю совершеннолѣтія старшаго сына Константина Капитоновича — Григорія, бывшаго въ то время московскимъ студентомъ и проживавшаго съ нами въ Форосѣ. За параднымъ обѣденнымъ столомъ, утопавшимъ въ цвѣтахъ, послѣ подачи жаркого, было розлито всѣмъ шампанское. Встаетъ Константинъ Капитоновичъ, и вдругъ во всеуслышаніе, оффиціально объявляетъ насъ съ Анютой женихомъ и невѣстой. Раздалось общее „ура”, насъ стали обнимать, поздравлять. Откровенно говоря, для насъ обоихъ это было несомнѣнно радостной, но полной неожиданностью.

Послѣ этого перешли къ чествованію совершеннолѣтія Григорія. Все это двойное празднество завершилось вечернимъ банкетомъ въ исключительной, чисто-фееричной обстановкѣ огромной оранжереи, залитой разноцвѣтными электрическими огнями, среди массы цвѣтовъ и красиво переплетавшихся гирляндъ.

Но близился день моего отъѣзда. Было намѣчено мѣсто и время нашей свадьбы: Петербургъ и начало февраля. Сами Ушковы спѣшили тоже вскорѣ послѣ моего отъѣзда къ себѣ въ Москву для всевозможныхъ свадебныхъ приготовленій.

44

Въ концѣ октября я вновь сидѣлъ въ своемъ Самарскомъ управскомъ кабинетѣ и усиленно работалъ надъ сводками Новоузенскихъ работъ и принятіемъ мѣръ по борьбѣ съ начавшими появляться въ разныхъ мѣстахъ губерніи эпидемическими заболѣваніями на почвѣ почти повсемѣстнаго недорода и его обычнаго спутника — голода. Вѣсти съ мѣстъ шли въ то время одна другой безотраднѣе и тревожнѣе. Надо было серьезно и планомѣрно готовиться не только къ противуэпидемической борьбѣ, но и къ продовольственной и сѣменной кампаніи. Работа Губернскому Земству предстояла большая и отвѣтственная.