Игорь Назаров - Таежные отшельники

Беседа наша затянулась до полуночи. Агаша изголодалась по общению и выкладывает все свои очень невеселые новости, вначале серьезно и с напряженным лицом, потом она постепенно оттаивает и временами даже появляется чувство юмора. Это уже лучше! Значит, есть надежда, что она выйдет из тяжелого психологического стресса. А пока нужно поправлять и ее физическое состояние. Дал Агаше нитроксолин, т. к. у нее явно есть явления дефлорационного цистита и пиелонефрита. Для устранения дисфункции желудочно-кишечного тракта пригодился фистал. Агаша перекрестилась и уже без долгих раздумий, как раньше, приняла таблетки. Убедившись, что необычных реакций на эти лекарства у Агаши не возникло, засыпаю под мерный звук Агафьиных молитв.

Перед сном Иван Васильевич позвал Агашу к себе на гобчик (лавка) у печки, где раньше спал Карп Иосифович, а сейчас на правах хозяина — он. Она покорно пошла, но сильно боялась, как она потом призналась, чтобы еще «не коснулся». Ночью лаяла собака. Наверное, серые разбойники рыскают не так далеко.

9 марта. Утро начинается как обычно. Агаша молится, временами прерывая молитву на хлопоты по хозяйству. У Ивана Васильевича, вероятно, потребности в молитвах нет. Во всяком случае, я что-то не заметил, чтобы он молился. Мы нехотя разминаем натруженные вчера мышцы и кости.

Утром было 10 градусов мороза, к 15 часам потеплело до 4-х градусов тепла. Сначала переменная облачность, потом все больше голубого неба. Солнце яркое, снег белый-белый сверкает. С крыши легкая капель. На наших резиновых сапогах тает снег. Солнышко припекает лицо, с удовольствием и блаженством подставляю его по-весеннему теплым лучам.

После завтрака занялись делом. Валим по указанию Агаши деревья, которые затеняют «ограду», пилим дрова. Прибили термометр на избу, обучили Агашу, как надо определять градусы тепла и холода. Для надежности, чтобы она не спутала, у верха термометра надписали на стене «Тепло», внизу — «холод». Она быстро все сообразила и четко сказала, сколько градусов сейчас на термометре.

Как и в каждый приезд, разбираем с Агашей привезенные медикаменты, бинты, мази. Поясняю и записываю в специальную тетрадку, заведенную Агафьей, какие лекарства и когда принимать. Провел медицинский осмотр Агафьи и Тропина. Вид у Агафьи сегодня получше, она успокоилась и повеселела. Сразу же сообщила, что после таблеток чувствует себя «получше», а расстройства желудочно-кишечного тракта и мочеиспускания почти исчезли. Артериальное давление у Агафьи, как раньше, нормальное — 120/70 мм рт. ст., а вот пульс частит — 90 ударов в минуту. Сама Агаша отмечает, что «сердце бьется». Тоны сердца ясные, чистые, шумов нет. В легких каких-либо изменений не найдено.

У Ивана Васильевича артериальное давление 155/100 мм рт. ст., пульс ритмичный 56 ударов в минуту. Выслушивается грубый систолический шум на аорте и митральном клапане. В легких дыхание везикулярное, несколько ослабленное справа под лопаткой, там же небольшое количество застойных хрипов. Других признаков декомпенсации кровообращения, несмотря на наличие порока сердца, не определяется. В беседе выясняется, что впервые порок сердца у Ивана Васильевича был обнаружен еще в возрасте 15 лет. Но с этим пороком он исходил всю тайгу, служил в погранвойсках, переносил огромные физические нагрузки и никогда на сердце не жаловался. Подтверждение тому, что и сейчас, в возрасте 64 лет, он хорошо переносит нагрузки, мы получили в этот же день. По каким-то своим нуждам он сходил на лыжах за 4 часа (!) в старую избу на горной речке Сок-су и вернулся назад. Нам когда-то на это потребовалось около 10 часов, правда, летом и пешком. По возвращении пульс у него был 120 ударов в минуту. После короткого отдыха он спокойно занялся другими делами по хозяйству. Вот что значат условия жизни и постоянная тренированность!

Пока Иван Васильевич ходил на старую избу, Агаша вновь рассказывала нам все недавние перипетии своей жизни, вспоминала о прошлом. Она высказывает тревогу о «зачатии». Как всегда она по-детски непосредственна и откровенна, излагает все «открытым текстом». «В эти дни должно прийти, так нет. Не знаю, ежели из-за болезни или что страшное приключилось. Очень страшно! Ежели зачатие будет, так голодом преставлюсь (умру), да и только. Ежели тятя живой-то был, такого бы не случилось. Он не допустил бы такого никогда! Он говорил, что года-то твои большие, ежели зачатие будет — не разродишься». Понятно, что возможная беременность и роды могут быть осложненными и тяжелыми, не исключено, что если уж это случится, то на голод идти не надо, а вот поближе к людям переселиться нужно, т. к. необходимо наблюдение и помощь врачей. Обсуждаем возможные варианты переселения с Ерината. Однако ничего определенного по этому поводу Агафья не сказала, и что у нее в голове, так и осталось не ясно.

Рассказывая о Иване Васильевиче, Агаша не называет своего мужа по имени, а говорит «он». «Сила-то в нем большая. Берет меня на руки и переносит с моей лежанки к себе», — рассказывает Агаша. «Его не поймешь: то ли шутит, то ли от правды. Может и обмануть, а то начнет материться». В этом безликом «он» чувствуется отчуждение.

Спрашиваем: «Агаша! А может, на Ивана Васильевича заявить в милицию?» — «Это-то уже зачем? Приезжать он все равно приедет. Летом-то он будет работать на Каире». — «Значит, ты не хочешь, чтобы его наказали?» — уточняем мы. «Это-то уж лучше не делать. Это-то негодно! Милиция только дознается, сразу возьмутся. Лучше промолчать с милицией-то. Во чо!» В этом вся добрая душа Агаши, готовая все простить.

«Агаша! Кто страшней — зверь или человек?» — «Вот это-то грех (имеется в виду — с Иваном Васильевичем), так страшнее!» — отвечает Агаша, а сама смеется. — «Агаша! А какая у тебя будет теперь фамилия? Лыкова или Тропина?» — «Никого не знаю. Не знаю теперь, как будет» — грустно-серьезно говорит Агафья и сразу, переходя на юмор, со смехом добавляет: «Пусть он теперь будет Лыковым!».

Каждый раз, когда Агафья рассказывает о своем прошлом, выявляются интересные подробности и детали. Некоторые из них говорят о наблюдательности и образности мышления Агафьи. Например, говоря о неприятностях, доставляемых им медведями, Агаша замечает: «Медведя иголками хотели порушить (подбрасывали приманку с иголками внутри). Не порушили! Только худой стал. По тропе-то идет — землю не продавливает. Легкий!».

Выясняется также, что Агафья плохо переносит шум. Она говорит, что от шума в дизельной у геологов, и в самолете при поездке в Киленское, у нее болела голова.

Со смехом и юмором Агаша рассказывает о приезжавшей к ней с Сергеем Петровичем Черепановым женщине из Москвы, которая раньше высылала ей посылки с мукой и прочим содержимым, и которая собиралась переселиться на Еринат. «В письмах все спрашивала, какая нужна мебель. Приехала, походила кругом и все охала: „Как живешь, как живешь?“ А о мебели больше не поминала. Не осталась, улетела с Сергеем Петровичем. Странная такая», — повествует Агаша.