Пётр Фурса - Мачты и трюмы Российского флота

Предстоял очередной день официального визита. В Москве принимал свои исторические (?) решения съезд КПСС. Двадцать шестой по счету. На корабле все пишущие машинки были загружены работой по "размножению” отчетного доклада ЦК КПСС съезду, с трудом озвученного Л.И.Брежневым. Доклад получили по телеграфу, т.к. свежих газет еще не было. (Бессмысленная по сути трата денег и бумаги. Ведь можно и подождать, пока газеты подкинут.)

Пресса ЮАР, поместив фотографию стоящего у пирса крейсера, снабдила снимок примерно такой подписью: “Несмотря на присутствие в Мозамбике советского крейсера “А. Суворов”, мы полны решимости громить банды “Фрелимо”, ведущие страну к разрухе”. Однако, за десять суток стоянки крейсера в порту, вооруженных инцидентов на границах Мозамбика не было.

Крейсер готовился к приему главы государства. Это мероприятие – одно из самых сложных для коллектива корабля. Дипломатов на крейсере нет, а все действия должны точно соответствовать дипломатическому церемониалу и протоколу. Правда, имеется “Инструкция по взаимоотношениям с иностранными кораблями и властями”. Не обходят крейсер своим вниманием и работники посольства, помогают. Надо же отработать корабельную селедку!

Так вот. Крейсер готовился к приему Саморре Мойзес Машела или, как называли его, – “африканского Фиделя”. Экипаж охрип, репетируя приветствие. Почетный караул набил мозоли, выполняя команды: “ на пле...чо!”, “ на кра...ул!” Расчеты салютных орудий во главе с Магдичем хотели к маме. Тосты были написаны и согласованы с 00. Фомич в белом колпаке и переднике опустошал кладовые и гонял коков. Крепкий – пересчитывал в каюте бутылки со спиртными напитками, прикидывая одновременно, сколько будет выпито фактически и сколько можно списать по документам. Чоп шарахался по кораблю, ничего не понимая в этом всеобщем гвалте.

В 9.30. экипаж был построен по большому сбору. Яркое южное солнышко ласково изгоняло из тел моряков, затянутых в сукно, излишки жидкости и поваренной соли. “Глава”, должен был прибыть в 10.00. Каких-то тридцать минут под ласковым солнцем для советского военмора – тьфу... и растереть. Правда, можно было бы и десятью минутами обойтись.

В 10.00. кавалькада машин остановилась на пирсе. Под грохот салютных орудий и гром оркестра на палубу крейсера вступил Фидель, только чернокожий. И ростом поменьше. Экипаж дружно и стройно гаркнул приветствие. Машел поздоровался за руку с адмиралом, командиром и офицерами, сказал речь и убыл в кают-компанию, где все уже было готово к приему высокого гостя. Часа через три снова загрохотали салютные пушки, снова выполнены все требования протокола и ... крейсер вздохнул полной грудью. Основная, наиболее ответственная часть визита, была выполнена. Машел выразил признательность за теплый прием моряков и дружескую военную помощь Советского Союза, о чем ушла телеграмма в адрес двадцать шестого съезда КПСС, продолжавшего в Москве свою работу. Из посольства были доставлены свежие газеты с отчетным докладом ЦК. Телеграммы с докладом и отпечатанные на машинке тексты его полетели в корзину. Еще несколько деревьев рухнули в тайге по требованию министра бумажной промышленности.

Последний день визита. Все официальные, положенные протоколом мероприятия проведены. Командир убыл в город на прогулку. Адмирал уехал к послу СССР. Большой зам. “подводил итоги”.

Старший помощник, в течение девяти дней не имевший возможности даже поспать в течение двух часов в сутки, решил, наконец, отдохнуть. Вернее, не он сам решил, а ему решили и ... разрешили. Итак, старпом Халевин принял решение отправиться на берег моря на отдых. Как известно, одному отдыхать скучно, да и инструкции гласят, что “один в поле не воин”... за границей. В этом и состоит отличие жизни моряка за рубежом от жизни в Союзе, где инструкции рекомендуют “больше трех не собираться”. Пригласив к себе в компанию доктора, Фомича и Крепкого, организовав “материальное обеспечение” отдыха, СПК во главе своей команды вышел на пирс, где его ожидал уже торгпредовский “рафик”, любезно предоставленный военморам представителем фирмы “Автоэкспорт”. Дружно заняли места в машине и, провожаемые взглядами товарищей, выехали из порта.

Маршрут был предложен водителем, знающим местные условия, местность и политическую обстановку. Выехали за город. Справа буйствовала пальмовая роща, сквозь которую просвечивало лазурное море, ослепительным блеском своим контрастировавшее с буйной зеленью кустарников, проносящихся слева. Теплый ласковый ветерок, залетающий в кабину через открытые форточки, нежно трепал волосы и обдувал кожу. Гладкая лента асфальта мирно шуршала под колесами, одетыми резиной фирмы “Бобруйскшина”. Настроение военморов было прекрасным, улучшаясь с каждой минутой. Флотские небылицы сыпались в уши водителю и представителю “Автоэкспорта”, не нюхавшего моря, как из Прутковского фонтана. “Если у тебя есть фонтан, закрой его. Дай отдохнуть и фонтану”.

Клапаном, закрывшим “фонтан”, явилось то, что дорога резко оборвалась, упершись в непроходимую стену джунглей. Тупик. Как оказалось – конечная цель путешествия. Очень живописный уголок. И море в пятидесяти метрах.

Вышли из машины, разделись и побежали к морю, предоставив Фомичу заботиться о сервировке походного “стола”. Долго плескались в волнах, снимая напряжение визита, заряжая нервную систему положительной энергией и силой на предстоящее очередное плавание. Затем Фомич пригласил всех к столу... И снова посыпались морские рассказы.

В разгар пиршества я заметил, что на ближайших пальмах появилась вдруг целая группа мартышек. Смотреть на мартышек в зоопарке совсем не то, что наблюдать их в естественной среде обитания. Здесь они не подавлены тюремной камерой и не развращены подачками, как их собратья, заключенные за решетку. Веселый, живой, дружный и даже озорной коллектив. В том, что коллектив дружный, пришлось убедиться буквально через несколько минут.

– Сейчас я поймаю мартышку. То-то будет радости морякам, – заявил доктор.

Никто не возразил. Все с интересом смотрели, как эскулап, зажав в руке кусок хлеба, подошел к пальме и протянул угощение вверх. Один из наиболее смелых пращуров резво спустился по стволу, и выхватив хлеб из рук, молнией сиганул вверх. Удобно устроившись на ветке, начал трапезу. Все произошло настолько быстро, что я и сообразить ничего не успел, растерянно глядя на пустую ладонь. Под смех и подначки товарищей маневр был повторен. Только теперь я держал хлеб в левой руке и держался на дистанции от ствола пальмы, вынудив очередного предка сойти на грешную землю. Протягивая левой рукой угощение, правой я сделал попытку ухватить обезьяну за загривок, однако последняя, заверещав что-то на своем обезьяньем языке, увернулась. Через мгновенье весь обезьяний коллектив был на земле и оглашая окрестности дикими криками, пошел в наступление. Я поспешил ретироваться от греха подальше. Освистанный товарищами, я присоединился к трапезе. Мартышки, обматерив собравшихся, ускакали в джунгли. Только к вечеру, хорошо отдохнувшие и изрядно уставшие, офицеры прибыли в порт. На пирсе танцевали местные артисты. В первых рядах зрителей сидел адмирал со своей командой, но он не обратил внимания на четкость строевого шага возвращавшихся с берега офицеров. Отдых военнослужащих закончился!