Пётр Фурса - Мачты и трюмы Российского флота

– За бездушное отношение к офицерскому составу я объявляю вам строгий выговор!

– Есть!

Несмотря на то, что к управлению кораблем старший помощник командира капитан третьего ранга Курин официально допущен не был (допуск объявляется приказом командующего после сдачи кандидатом в командиры массы зачетов), товарищ Чухрай на время своего отдыха допускал его к управлению кораблем самостоятельно. О чем и делалась запись в вахтенном журнале. Спал же командир не в каюте, а в штурманской рубке, помещении смежном с ГКП. Часы отдыха его зависели от плотности обеда и убеждения, что именно гениальный руководитель может работать в ночные часы (по-сталински). К тому же в тропиках работа днем малопродуктивна из-за высокой степени солнечной радиации, губительно действующей на мозговые центры (я правильно понимаю, док?). Посему с 12 до 18.00 командир спал в штурманской рубке. И разбудить его разрешалось только в крайних случаях, грозящих гибелью кораблю. Очередной тур отдыха начинался с 22 часов и продолжался до часу или двух часов ночи. Командирская бессонница вступала в свои права именно с этого момента. Проснувшись в два часа ночи, повелитель вдруг решал, что офицеры, уставшие и издерганные за прошедший рабочий день, достаточно отдохнули, молоды, здоровы, к тому же, бездельники и должны бодрствовать вместе с ним. Это решение немедленно трансформировалось в команду по корабельной трансляции:

– Офицерскому составу построиться на левом (правом) крыле ходового мостика! (В зависимости от направления ветра).

Сонные, выдернутые из коек, лейтенанты, прибывали на ГКП. За теми, кто команду не слышал (а сон у лейтенанта исключительно крепкий), отправлялись рассыльные. Через полчаса хмурые и недовольные защитники морских рубежей стояли в строю, ожидая вводной по отражению атак подводного противника.

– Товарищи! Я пригласил вас, чтобы напомнить, что командир несет персональную ответственность перед партией и правительством за безопасность вверенного ему корабля. Я удивлен, что в кубрике номер четыре матрос Ходжаев спит без простыни. Помощник по снабжению!

– Я!

– Сколько у нас матрасов на корабле?

– Не помню, товарищ командир. Днем сосчитаем.

– Ясно. За запущенность учета вещевого имущества на корабле объявляю вам выговор.

– Есть!

– У меня все, идите.

Проклиная в душе подобную командирскую прыть и самого командира, офицеры отправлялись по каютам. Рабочий день окончен.

Утро, как известно, начинается с рассвета. Подъем, туалет. Малая приборка. Завтрак. Построение по большому сбору. Поличная поверка. “Офицерскому составу прибыть на ходовой”. 8 часов 30 минут. Построились.

– Товарищи офицеры! Я пригласил вас на ГКП, чтобы напомнить, что я несу персональную ответственность перед партией и правительством за вверенный мне корабль... Доктор, вы ночью проверяли вахту?

На всех кораблях принято в дополнение к дежурной смене, дозору по живучести, погребам и т.д. “расписывать офицеров” на “ночную проверку вахты”. Никакими документами этот перл бдительности не предусмотрен. “Проверяющие” не знают, что проверять, почему нужно дублировать официально стоящих на вахте людей. От недоверия? Для перестраховки?

– Так точно, проверял.

– Товарищи офицеры! Читаю вам записанные доктором в журнале проверки замечаний: 1. Мусор в кормовом гальюне. 2. В тамбуре кладовой провизии отсутствует плафон. 3. Матрос Гегидзе бродит после отбоя по кораблю. И это все? Разве это проверка? Мне стыдно за офицера! Лейтенант Иванов!

– За отсутствие политической бдительности объявляю вам выговор!

– Есть!

– Вопросы есть? Нет? Все свободны. По плану.

Та же история с небольшими вариациями повторяется ежедневно. Только выговоры объявляются разным офицерам. Политическая бдительность отсутствует поголовно. Ночная проверка вахты не организована.

Если человеку сто раз повторить, что он свинья, то на сто первый человек захрюкает. Упорная последовательность в оценке деятельности офицеров командиром корабля навела лейтенантов на мысль: необходимо хотя бы один раз проверить корабль по-настоящему. Каждый моряк знает, что на корабле существует масса помещений, куда неделями никто не заглядывает. Это вентиляторные выгородки, тамбура, шахты, коридоры кабельтрасс. Однако, требования к их содержанию те же, что и требования по содержанию кают-компаний офицеров. Все должно быть “в образцовой чистоте и исправности”. Однако, “в действительности все выглядит иначе, чем на самом деле”.

В один из вечеров, накрыв в каюте стол для подкрепления сил и вооружившись терпением и решительностью, я и Мегердичев решили обойти и посмотреть все помещения корабля на предмет “выявления замечаний”. Этим своим рвением в службе мы решили доказать командиру, что хоть капля политической бдительности в нас все же есть.

К утру обход корабля был закончен. То, что мы выявили, могло потрясти устои Вселенной, но никак не привычный ко всему флотский организм.

Ржавчина, разграбленная электропроводка, мусор, затопленные трюма, горы промасленной ветоши, грозящие возгоранием окурки... Персонально отвечающий командир должен был быть представлен к увольнению без пенсии.

Изложив увиденное шершавым языком плаката в журнале обхода, мы решили “нечаянно” показать этот журнал старшему на переходе – адмиралу. Тем самым доставить командиру удовольствие иметь с ним беседу по поводу...

Утром, объявив офицерам причину приглашения на ГКП, командир спросил:

– Кто сегодня ночью проверял вахту? Я не вижу журнала замечаний.

Вперед выступили я и Мегердичев. С кислой миной человека, потерявшего совершенно секретный документ, Мегердичев сказал:

– Товарищ командир. Мы с доктором сегодня, в соответствии с вашими указаниями, всю ночь обходили корабль, выявили массу замечаний. К утру записали их в журнал и вот, когда по команде двигались на ГКП, в коридоре нас встретил адмирал и указанный журнал потребовал к себе. Так что все наши недостатки, художественно оформленные, лежат на столе у адмирала. Думаю, что он вас с ними ознакомит.

Командирский организм, изношенный двадцатью пятью годами флотских неожиданностей, бледнеть начал с лица. Кровь уходила в нижние части тела.

– Штурман! Почему не обработана до сих пор карта погоды? Объявляю вам выговор!

– Есть!

Трое суток аврала по “устранению выявленных замечаний” измотали команду. Ночные бдения офицеров были отменены. Политическая бдительность оказалась в наличии.

9.00. В медицинском отсеке начинается прием больных, время приема регламентировано приказом командира, выписка из которого, взятая в рамочку, висит на двери амбулатории. 9.00 – 11.00. Это время отдано врачу, больным, здоровью военморов. Де-юре. Де-факто строгий приказ командира не действует. Вызов к старшему помощнику. Здесь док услышит историю, что нахальный таракан забрался в холодильник и съел сахар, следовательно, знания, полученные врачом в вузе – обыкновенная глупость. Больные ждут.