Пётр Фурса - Мачты и трюмы Российского флота

Глупый лейтенантский максимализм! Сергеев всегда помогал своим офицерам. Сделал бы все, от него зависящее, и в данном случае без условий со стороны лейтенанта. Возможно. Однако, возможно и то, что зная решительность своего починенного еще по “Пожарскому” (помните случай с междугородными переговорами, когда я оставил борт уходящего корабля?), командир, не исключая вероятности исполнения глупости, высказанной врачом в столь категоричной форме, все же приложил больше усилий для решения данной проблемы. Кому нужны ненужные ЧП?

Через трое суток командир сообщил, что позвонив товарищу из управления кадров, он включил фамилию доктора в приказ о присвоении званий, который на днях будет подписан командующим флотом. Безо всяких представлений. А гарнизонная жилищная комиссия, игнорируя звонок командира “Бородино”, решила все же оставить квартиру за мной. Вот это командир! Такого можно прикрыть от пули собственной грудью, даже забыв требования устава. По собственной инициативе. Отныне я был готов идти с командиром в любую передрягу. “По зову боевой трубы” и без такового.

Проведение покрасочных работ на корабле связано со многими неприятностями, могущими возникнуть в случае пренебрежения личного состава к определенным уставным требованиям, специальным “Правилам окраски кораблей и судов ВМФ”. Вплоть до гибели людей. Однако, подобные случаи единичны, хотя и бывают. Гораздо сложнее проблема получения краски, тем более – белой эмали. Кроме того, что шкиперские отделы всегда отпускают ее в количествах на 50 процентов меньших, чем положено по нормам, так еще и военные строители обостряют проблему, сдавая в эксплуатацию квартиры офицерам флота с массой недоделок.

Вот вам пример взаимодействия родов войск: желание строителей сытно обедать усугубляет проблемы лакокрасочного дефицита на далеких от строительных проблем кораблях. Хорошо зная подобные нюансы флотской службы и то, что покрасочными материалами на корабле заведует строевой помощник, капитан-лейтенант Найчик, а не снабженец, я, завернув в газету кусок колбасы и “пять капель”, отправился в каюту главного боцмана. Старший мичман с кавалерийской фамилией Драгун олицетворял всем своим видом и манерами класс истинно флотских лучших старых боцманов. Огромного роста, голубоглазый, балагур, весельчак и отъявленный матерщинник, он пользовался всеобщей любовью и уважением экипажа за неиссякаемый запас оптимизма, доброту и тонкое знание всех нюансов своей сложной профессии. Послушав его “рассказы из жизни”, любой бюрократ из ЗАГСа сменил бы фамилию Драгун на более известную – Мюнхгаузен, исключив баронский титул (все из народа).

Главный боцман встретил эскулапа так, как будто всю предшествующую визиту жизнь ждал этого посещения. Рассказав тут же историю о том, как в Тихом океане вместе с корабельным врачом оперировал больного по поводу аппендицита. Причем врач, испугавшись вида крови, потерял сознание (мать-перемать этих хилых врачей), и оперировать ему пришлось одному. Ужасно измучился, но победил. Больной прямо из операционной ушел на боевой пост. Доктор полностью признал заслуги мастера военного дела в области военно-морской хирургии, однако при этом заметил:

– Надо же было, Григорыч, так надраться, чтобы подобная херня приснилась! Ну, молодец! Подобных вам боцманов на флоте уже нет, да и не будет.

Все! Любое количество краски для медотсека было обеспечено вместе с квалифицированной помощью личного состава боцкоманды. А когда молодой офицер вытащил из-за пазухи колбасу и “капли”, тем самым выказав уважение старому морскому волку... Туши фонарь!

...Покрасочные работы в отсеке организовал лично главный боцман. Через два дня заведование медицинской службы могло соперничать по ухоженности со спальней Людовика XIV. Главный боцман признал, что я на операции в обморок не упаду. Командир объявил начмеду благодарность за содержание “заведования”, личный состав медслужбы, включая офицеров, сделал выводы. И только строевой помощник Найчик “ломал голову и руки”. Но так уж устроена флотская жизнь, что одновременно все довольны быть не могут.

Медицинский осмотр экипажа, проведенный врачами, выявил ряд больных, нуждающихся в стационарном лечении в условиях берегового стационара. Многие были госпитализированы в корабельный лазарет, десятки матросов нуждались в амбулаторной помощи. Результаты осмотра повергли в недоумение даже видавшего виды командира. Политический состав во главе с “большим замом”, обязанный корабельным уставом “заботиться о здоровье личного состава”, требовал привлечения к ответственности командиров подразделений за отсутствие заботы о моряках. Началась компания за “здоровый образ жизни”. На каждом совещании один из лейтенантов отправлялся на конюшню, проклиная ретивых докторов. Запись в книге больных, “нуждающихся в освобождении от вахт и работ сроком на трое суток”, повергла командиров групп, башен и батарей в раж служебного усердия. Что и требовалось доказать.

Ранним солнечным утром июльского дня повелением вышестоящего медицинского начальства, я был вызван в медотдел флота. Прямо к генералу Макаренко. Трудно объяснить подобный парадокс, но я шел на прием к генералу в ожидании чего-то хорошего (обычно подобные вызовы военморов не радуют). Возможно, этому способствовало обаяние, мягкий юмор и постоянная (хочется написать – хроническая) доброжелательность умудренного опытом человека. Постучав в дверь и получив разрешение войти, я четко доложил:

– Товарищ генерал! Начальник медицинской службы крейсера "Александр Суворов”, лейтенант Иванов прибыл по вашему приказанию!

– Садись. Как служба идет?

– Все отлично, товарищ генерал.

– Наслышан. Что за террор ты устроил на корабле? Говорят, что у вас чихнуть никто не смеет, не спросив разрешения врача. Впрочем, так и надо. Сейчас зайди к полковнику Абаскалову, он тебе объяснит причины вызова. Если что-нибудь будет нужно, заходи в любое время.

– Товарищ генерал, – решил я не упустить редкую возможность, – мы подготовили заявку на имущество и оборудование для крейсера, необходимое для качественной работы. Ревизию провели полную. Сейчас готовим документы на списание всего, выслужившего положенные сроки. Утерянное будет списано инспекторским свидетельством, которое уже отправлено на подпись командующему.

– Давай заявку. Да-а, – усмехнулся генерал, посмотрев документ, – доведешь ты нашего снабженца до инфаркта.

И наложил резолюцию: "Д. Фадеев! Обеспечить полностью... в порядке исключения.” Пожалел, видно, т. Фадеева.

– Ну, будь здоров.

– Спасибо, товарищ генерал. Разрешите идти?