Борис Акимов - Исповедь хироманта. Жизнь как чудо

До автомобильной стоянки было метров 200, но надо было проехать сложный нерегулируемый перекресток пяти дорог. Вечер был пасмурным, в районе перекрестка шел ремонт дороги и висел знак ограничения скорости до 40 км/ч. В общем, никто быстрее и не ехал, зная о сложном перекрестке. Учитывая плохую видимость и мокрую дорогу, я стал заблаговременно показывать поворот и медленно выезжать из ряда влево, чтобы, если и появится лихач, пренебрегающий здравым смыслом, у него было время притормозить.

Заняв крайнюю левую полосу (на нее никто не выезжал – трамвайные пути, скользко) и убедившись, что она совершенно свободна, я медленно развернул машину под 45 градусов для более быстрого маневра поворота. И через пару секунд моя «девятка» и, соответственно, я сам содрогнулись от мощного удара в левый бок. Чувство, которое я испытал в этот момент, было удивление. Наверное, его испытывают большинство водителей, попав в аварию, если сами сознательно не идут на риск. Ведь я соблюдал все условия дороги и! А судя по мощности удара таранившего меня автомобиля его скорость значительно превышала ограничение!

И главное, я совершал маневр медленно – секунд пять – и любой водитель мою машину увидел бы, если он, конечно, смотрит при езде на дорогу. Но скрипа тормозов я не услышал! И было еще одно странное ощущение, анализировать которое у меня не было времени. Что это все уже случалось в моей жизни. Уже был коварный удар в бок моей машины. Когда-то давно. Очень давно. Впрочем, с кем не бывает ощущения дежавю. Уже виденное. Уже пережитое.

Я не смог даже определить марку автомобиля, протаранившего меня, – стекло было разбито и все покрылось мелкими трещинами. Дверь со своей стороны я открыть тоже не смог, ее заклинило, и тупая боль в левом боку отняла сразу большую часть сил. Дыхание стало частым и поверхностным. Я отстегнул ремень безопасности и стал вылезать через пассажирское сиденье. Движения давались с трудом и болью. Но дверь справа открылась, и мужчина лет 50, благородной наружности спросил:

– Как вы?

– Не знаю, – честно ответил я. Он помог мне выбраться.

– Вам плохо, – уверенно сказал он. – Я все видел. Этот урод сбежал. Вызывать скорую?

– Нет, здесь рядом больница. Отвезите, пожалуйста, туда.

Виктор, так звали этого честного человека, без промедления посадил меня в свой «мерседес», и уже через пять минут я сидел в приемном покое больницы № 7. Как к доктору ко мне отнеслись с должным вниманием.

Пока не подошел дежурный хирург, я пытался поставить себе диагноз. Боль в левой половине туловища. Частое поверхностное дыхание. Сильная слабость. Я мог только лежать на правом боку, свернувшись калачиком. Как невропатолог сразу исключил перелом позвоночника. Ребро или пара ребер явно были сломаны. Разрыв мышц? Или просто сильный ушиб. И что с почкой? Я почему-то переживал за нее.

Хирург, молодой парень, попросил меня лечь на спину и расслабить живот. Я попытался разогнуть ноги. Не удалось. Боль не давала пошевельнуться. «Острый живот!» мелькнула мысль. То есть от удара разорвался какой-то орган или мышца. Кровь, вытекающая в брюшную полость, раздражает брюшную стенку, заставляя напрягать мышцы живота, делая его твердым и болезненным. Боль немного можно уменьшить, лишь сократив брюшные мышцы – поджав ноги к животу.

Мне вдруг стало ясно, как умирают люди, получив травму, не совместимую с жизнью, а мой случай был именно такой. Человек не только не знает, но и не верит, что ангел смерти уже летает над ним!

Как так? Неужели я умру? Так не бывает!

Тяжело раненный солдат, истекающий кровью, думает, что сейчас он полежит, ему станет чуть легче, и он поползет в тыл или станет искать санитара. На самом деле силы покидают его. Ему хочется спать, он теряет сознание, медленно погружается в забытье, ничем ни отличающееся от обычного сна, которого он не боится и ищет в нем отдых. То же самое происходит и с тяжелобольными, замерзающими, отравленными угарным газом, тонущими.

И если ты хочешь выжить, то надо собрать остаток последних сил и постараться помочь себе. Хотя бы стиснуть зубы и повторять: «Врешь, не возьмешь!» или любое другое заклинание или молитву. А там как даст Господь.

– Похоже на тупую травму живота с внутренним кровоизлиянием, – озвучил доктор, подтверждая мой диагноз. – Будем делать лапороскопию.

Лежа на операционном столе и ожидая малого оперативного вмешательства – прокола живота толстой иглой, – я понимал, что этим дело не закончится. Найдя источник кровотечения, хирург перейдет в лучшем случае к ушиванию разрыва, в худшем – к удалению части или полностью органа.

Мне не хотелось терять часть тела, а умирать тем более. Смертность при разрывах внутренних органов достаточно высока. Но я был совершено спокоен, тип характера такой, да и знал, за что я претерпеваю муки. Если, конечно, можно назвать спокойным состояние человека, скрюченного от боли и дышащего, как рыба, выброшенная на сушу.

Мой мозг – не душа, душа знала, за что страдала, и отдалась «в руце Господни», а мозг метался и решал задачу, чем себя успокоить перед операцией. Нужно было не думать о плохом – отвлечься. Так ищут отвлечения от страха люди, боящиеся летать, перед взлетом самолета. Кто-то пьет, кто-то молится.

Утешение пришло в виде симпатичной женщины лет тридцати, врача-анестезиолога. Я смотрел в ее красивые, явно татарские глаза и думал про себя, что если мне и не суждено проснуться, то последнее, что я видел в этой жизни, – ее темно-карие, почти агатовые глаза, и слышал ее бархатный уверенный голос, сказавший: «Считайте до десяти» – после того как она ввела иглу мне в вену, и анестетик заструился в моей крови. А с этим чувством и помереть не страшно. «И улыбка, без сомненья, вдруг коснется ваших глаз…»

Я стал считать: «Один, два, три…» – не отрывая взгляда от колдовских глаз и стараясь поймать момент засыпания. Забавно ведь. Сосредоточился на получении галлюциногенного или какого-то другого приятного побочного эффекта введенного наркотика.

Кажется, я отключился на цифре семь.

Первое, что я увидел, очнувшись, был белый, покрытый масляной краской потолок реанимационного отделения. И также трубки, торчащие из меня, как соломинки из стакана кока-колы.

Я поразился обыденности произошедшего. И несколько расстроился. Судя по всему, меня разделали, как Бог черепаху. Может быть, даже у меня была клиническая смерть.

Ну, а где коридор по которому могла лететь моя душа? Где ангелы? Промелькнувшая перед глазами жизнь и прочие переживания, описанные доктором Моуди и моими клиентами? Все просто, как стеклянная пол-литровая бутыль у меня перед носом, из которой физраствор капал в мою вену.

Даже снов не было. Как будто ничего не произошло. С перепоя и то голова болит. Обидно как-то.