Галина Сапожникова - Кто кого предал

— Случившееся двумя месяцами позже убийство «таможенников» в Мядининкае можно было предугадать?

— Как раз накануне мы задумали провести там свою операцию. Дело в том, что мы получили данные о том, что на этой «таможне» безбожно грабят людей. Этот пост считался у них номером один, там проходило больше всего транспорта — и фуры, и легковые, — и «таможенники» брали со всех мзду. После смены они ехали на чью-то дачу, складывали награбленное и делили. Таким же грабежом, по нашим данным, занимались в аэропортовской таможне. Сотрудник пообещал устроить туда нашего человечка с видеокамерой, чтобы снимать все, что там происходит. И мы решили, что, коли есть такая возможность, надо заодно заснять и Мядининкай, чтобы показать потом по «каспервидению» — так называли телевидение Бурокявичюса. И поэтому 29 июля 1991 года мы поехали на место с моим коллегой, тоже майором милиции, который перед тем, как пришел к нам, работал в ОБХСС. Задумка была такая: напротив «таможенного» поста, чуть-чуть в низинке, были кусты ольхи и осины — мы хотели посадить туда двоих человек из нашего отделения, которые раньше работали наружниками. А на белорусской территории подыскали место, где можно было бы поставить командно-штабную машину с мощной антенной, и там должны были сидеть наш инженер и основная группа с видеокамерой. Наружники засекают, кого ограбили, передают нам условную фразу, мы эту машину останавливаем и берем интервью.

— Кто-то сработал на опережение? Или слил задумку?

— Не думаю, что слил. Не знаю… Мы доложили Макутыновичу. У него в кабинете была школьная доска, я нарисовал схему, что и как. И уехал домой отдыхать. А когда приехал на следующий день, новость про Мядининкай была как гром с ясного неба…

— Вы сразу же поняли, что это была ловушка?

— Нет, я это так не воспринимал. Мы уже привыкли к тому, что на нас все валят. Ежедневно какие-то люди ходили около базы, воспитательницы приводили детишек, и, точно так, как сейчас на Украине кричат «Коммуняку на гилляку», так сиротки из детского дома кричали: «ОМОН — вон! ОМОН — это СПИД на теле Литвы!» И если до того, как я пришел в отряд, ребята часто ездили на прекращение деятельности незаконных таможенных пунктов, то потом Москва это запретила. Категорически! И не просто запретила, а еще прислала своего эмиссара — подполковника из управления по охране общественного порядка МВД СССР, который жил у нас на базе и целый день сидел в кабинете у Макутыновича. Мы на эти «таможни» ездить перестали, но их все равно продолжали громить. Все оружие ОМОНа было отстреляно еще тогда — вопросов к нам не было.

— У вас, как у бывшего оперативника, есть своя версия?

— Теоретически можно допустить все что угодно. Мы вообще-то думали, что это сделал Департамент охраны края, для того, чтобы дискредитировать ОМОН. Максимум, что могли сделать мы, — заставить «таможенников» десять раз отжаться от пола и сказать «я люблю СССР» — и отправить в Вильнюс пешком. А тут были такие демонстративно-показательные вещи…

В ходе проверки, которую проводили и мы, и МВД, и КГБ, и прокуратура Литвы, были отработаны различные версии. Вариант, что это могли устроить сами представители литовских официальных структур, прокуратура тоже рассматривала. Мы со следствием никакой связи не поддерживали, но было известно, что людей убили не в том домике, где нашли тела, потому что пулевых отверстий в полу или в стенах не нашли, только кровь. Среди убитых «таможенников» четверо были вооружены — двое с автоматами из отряда АРАС (подразделение литовской полиции по антитеррористическим операциям. — Г. С. ) и двое полицейских из ГАИ, которые тоже не лыком шиты, — если что, быстро выхватывают оружие. Но почему-то никто не сопротивлялся. О чем это говорит? О том, что операция была тщательно подготовлена.

Примерно через неделю после событий в Мядининкае была предпринята попытка еще одной провокации, о которой мало кто знает. В республике было объявлено несколько дней траура. Ландсбергис закатывал истерики по радио и телевидению насчет того, что с ОМОНом надо покончить, потому что это убийцы, и призвал всех прийти на трехдневный пикет к нашей базе. Мы получили данные о том, что подготовлена операция «Буря». Суть — собрать на пикет как можно больше людей, спровоцировать беспорядки и застрелить несколько человек с тем, чтобы опять все свалить на нас. Толпа должна была окружить здание и попытаться зайти вовнутрь — и тогда ОМОН сам будет вынужден освободить базу. Такая версия преподносилась для народа.

Мы понимали, что в любом случае будем в проигрыше и обратились к населению через телевидение, рассказав о том, что — готовится провокация. Обзвонили московские и ленинградские редакции. Журналистов к нам, правда, прислали немного. Но когда начался митинг, несколько человек — корреспонденты и омоновцы с видеокамерами — сидели на крыше.

Самым драматичным был второй день пикета. В 17.00 нам сообщили, что из здания Департамента охраны края выехали два экипажа, загрузив ящик с оружием. В 17.30 — что из проезжающих мимо автомобилей неизвестными обстрелян штаб дивизии Внутренних войск. В 17.55 у нас неожиданно заглушили радиосвязь. Было понятно, что они готовятся… И точно: ровно в 18.00 базу со всех сторон стали окружать молодые люди, но не митингующие, — митинговали в основном агрессивные старушки. Потом раздалась очередь над головами тех, кто находился на крыше, но никто не пострадал. То ли не хотели попадать, то ли — промахнулись. — Командир отряда дал команду всем постам срочно скрыться в здании базы.

Я выбежал к митингующим: «Уходите, ради Бога! Нас только что обстреляли из леса, сейчас начнут стрелять по вам, чтобы повторить события 13 января!»

«Это вы сами себя обстреляли!» — завопили старушки.

В Вильнюсе меняют государственный герб. Фото из архива Г. Сапожниковой.

Низвергают памятники советским героям. Фото из архива Г. Сапожниковой.

Рядом стоял замначальника ГАИ, уже в новой форме литовской полиции. «Пожалуйста, объясните вы им — может, они вас послушают!» — попросил я его. И действительно — после его слов половина митингующих разошлась, а остальные притихли. Стрелять из леса больше никто не решился. На третий день все сошло на нет.

…А что касается Мядининкая, то тут версий много было, у меня целый архивчик накопился за все эти годы. В литовской прокуратуре навербовали полно народу из тех, кто остался жить в Литве, в том числе и среди бывших омоновцев, — их прижать было совсем не трудно, особенно среди тех, кто имел вид на жительство: его же надо каждый год продлевать, а кто тебе его продлит, если ты откажешься сотрудничать? Наверняка многим из них в той или иной степени пришлось идти на компромисс, чтобы от них отстали… Поэтому нет ничего удивительного в том, что спустя столько лет стали появляться новые свидетели той истории. Их вытаскивают на свет божий ровно в те периоды, когда прокуратуре нужно перед обществом оправдываться. Бывшего рижского омоновца Константина Никулина-Михайлова посадили в тюрьму без каких-либо доказательств. В Литве сейчас идет целая кампания в его защиту. Нам в свое время тоже присылали пожертвования, думали, что мы не получаем зарплату. Бабульки собирали по трояку, баночки передавали. Люди в Литве были уверены, что ОМОН — это эдакие робин гуды. Меня поразило, что из одной абсолютно пролитовской деревни в Каунасском районе прислали 400 с лишним рублей, что по тем временам было немало, к письму был подколот даже список фамилий. А Никулину помогает сейчас бывшая диссидентка Нийоле Садунайте, которая в советские годы руководила изданием хроники католической жизни в Литве. КГБ с ног сбился ее искать, чтобы прихлопнуть это издание. И теперь вдруг оказывается, что Садунайте принадлежит к какому-то монашескому ордену, получает очень скромную пенсию и с этих денег покупает и отправляет посылки в тюрьму…