Владимир Джунковский - Воспоминания (1865–1904)

Преображенский полк, родной мне, через депутата возложил на гроб моей матери чудный венок с лентами с надписью «от преображенцев». На каждой панихиде бывало все время по пяти-шести офицеров от полка, а на похоронах были свободные от службы. Такое исключительное внимание было мне огромным утешением.

С великим князем я делился своими переживаниями. Он, в свою очередь, написал мне в течении нескольких дней два письма, от 14-го и 16 мая, которые я привожу здесь целиком, как письма, служащие доказательством его необыкновенно чуткой души:

«Москва 14-го мая 1895 года

Дорогой Владимир Федорович, вы меня сердечно тронули вашим трогательным письмом и я прочитал с глубоким чувством описание последних минут вашей матушки; вот так и умирать не страшно. Как должно быть вам утешительно, что она вас заочно благословила – это великая для вас вещь. Я по опыту знаю, что в такие ужасные минуты тоски и скорби – никакие слова утешения не мыслимы, один Господь может нас подкрепить и успокоить. Зная вас – я уверен, что именно к Нему одному и обратится душа ваша с верою и любовью к Его божественной воле. Хотя прошло уже 15 лет со дня кончины моей матери, но мне всегда кажется, что это было вчера и поэтому я могу так живо, так сильно вам во всем сочувствовать. Сегодня для вас ужасный день, когда хоронят вашу матушку, и всеми мыслями я с вами и так хотелось бы согреть вашу бедную, измучившуюся душеньку! Еще раз помоги, помоги вам Господь. Вы, конечно, останетесь в Питере, сколько вы хотите – с родными все же легче. Как здоровье вашей младшей сестры? Сердечно вас обнимаю.

«Ильинское 16-го мая 1895 года

Дорогой Владимир Федорович. Сегодня получил я оба письма ваши и сердечно благодарю вас за них и за то, что вы нашли время мне написать в такие тяжелые минуты. Я много думал о вас эти дни и сердцем понимал, чрез какие страшные минуты тогда вы проходили, особенно после похорон, когда возвращаешься домой и нет Той, которая наполняла любовью всю вашу жизнь. Я помню эти страдания и поэтому мне так хочется сказать вам, как всей душой я вас понимаю и как мне жаль, что именно теперь я не могу вас видеть и поговорить с вами – на бумаге все выходит так сухо. Не думайте, что у меня есть претензия вас утешать, нет, но мне хочется, чтоб вы знали, что есть человек, который всей душой сочувствует вашему горю и который молится за вас, чтоб Господь помог и успокоил вас. Жена шлет сердечный поклон. Мы сегодня переехали сюда. – Холод осенний – 3° вечером. Передайте мой привет вашим сестрам и брату. Надеюсь, что у вас все будет благополучно. Что ваш палец? – не запускайте его. Храни вас Господь – до свидания.

Моя мать была лютеранкой, но она очень любила православное богослужение, была привержена к православию, поэтому мы все время служили панихиды, отпевал же пастор – ее духовник из Анненской церкви, отпевали на дому, после чего гроб был вынесен и отвезен на Смоленское кладбище, где мы похоронили нашу дорогую усопшую на нашем семейном месте, где были уже похоронены мой отец и два брата. На кладбище гроб был встречен православным духовенством, которое и отслужило литию при опускании гроба в землю.

Грустно было очень, особенно, когда мы после похорон, вернулись к себе, в квартиру, где все напоминало нам дорогую нашу мать и которой уже не было с нами. Мой брат оставался до 9 дня, когда мы все поехали на кладбище отслужить панихиду и помолиться за упокой светлой души нашей матери, я же остался с сестрой до конца месяца, чтобы помочь ей разобраться во всех делах, подыскать ей маленькую квартирку, устроить ее.

В 9-й день я получил от великой княгини следующую депешу: «Nous tous, vos amis d’Ilinskoe sont avec vous ce triste jour puisse le bon Dieu donner à Vous et le vôtres des forces par la prière. Elisabeth». [357]

По отъезде моего брата вскоре уехала на дачу и моя младшая сестра. Она поехала в Анташи – это было имение родителей ее мужа в 20 верстах от Красного села. Там она и ожидала рождение ребенка. Т. к. у нее уже было два мальчика, то ей очень хотелось иметь девочку, но, как всегда бывает в таких случаях, у нее родился опять сын, названный в честь дедушки Константином.

Оставшись вдвоем со старшей сестрой, мы разбирали вещи, оставшиеся от нашей дорогой матушки, приводили все в порядок, я принялся за хлопоты о пенсии моей сестре, приискивал ей квартиру с тем, чтобы и для меня была там комнатка для моих приездов и чтобы недалеко было бы от Евгеньевской общины, [358]которой она очень много занималась и недавно была назначена председательницей Комитета, в ведении которого находилась эта Община.

25-го, первый раз в России, праздновали день рождения императрицы Александры Федоровны. Я был на торжественном богослужении в Исаакиевском соборе и потом послал приветственную депешу великой княгине Елизавете Федоровне, поздравляя ее с днем рождения сестры.

В ответ на это получил депешу: «Que Vous ayez pensés à moi au milieu de votre chagrin, m›a profondément touchée, j›ai d›excellentes nouvelles de ma soeur. Elisabeth». [359]

В Петербурге я оставался до 31 мая и выехал в Москву. Очень было мне жаль покидать мою сестру, с которой после кончины моей матери мы остались вдвоем. В Москве на вокзале меня встретил курьер и экипаж Гадона, который сам не мог меня встретить, т. к. в этот день великий князь приехал из Ильинского в Москву для приема, и он был дежурным. На квартире меня встретил Корнилов, а затем скоро пришел Гадон меня обнять, я оделся в парадную форму и пошел к великому князю, который трогательно меня встретил.

В час дня мы завтракали втроем – великий князь, Гадон и я у Тестова, в 4 часа он уехал с Гадоном в Ильинское, а я остался еще, чтобы прибраться, и выехал 6 часов. Грустно было на душе. В Ильинском меня встретила великая княгиня, с ней Е. Н. Козлянинова, Степанов и Гадон. В 8 часов обедали, потом катались в линейке по окрестностям, пили чай. После чая великий князь меня позвал к себе в кабинет, усадил меня и расспрашивал меня обо всем с таким участием, сочувствием и теплотой, что вся моя душа переполнилась самой нежной к нему благодарностью, отпуская меня, он благословил меня чудным образком Спасителя, на котором было написано «11-ое мая 1895 год» – день смерти моей матери. Я не мог удержать слез, когда он меня благословил этим образком.

В Ильинском дни потекли как всегда. 3-го был день свадьбы их высочеств, но не праздновали, утром сидели в саду, и великая княгиня начала рисовать мой портрет масляными красками, так что я позировал. К завтраку приехали министр юстиции Муравьев, Истомин, граф Шувалов и бывший адъютант великого князя Балясный. После дневного чая они уехали. В Ильинском жили мы тихо, мне была приятна эта тишина и спокойствие, легче было на душе при моем настроении, когда никого не было. Каждое утро я позировал, портрет мой удавался и быстро двигался вперед. Перед обедом начали кататься на лодках, я, под предлогом ревматизма, не ездил и отправлялся один бродить по полям, эти прогулки в полном одиночестве меня успокаивали.