Анджей Ясинский - Воспоминания участника В.О.В. Часть 2

- Товарищи! - Сказал он. - Мы спасли штабную автомашину и имущество. Теперь наша задача состоит в том, чтобы сохранить все это и снова доставить куда надо.

Еще он сказал, что вся заслуга в спасении этого имущества принадлежит ему и его умелому руководству. А поскольку это так и он среди нас самый старший, то и впредь все должны подчиняться его распоряжениям. Нам было приятно слышать хорошие слова. Все-таки не обругал нас за бегство и не обозвал трусами и дезертирами, как мы сами про себя думали. Из беглецов мы сразу превратились в спасителей штабного имущества. Все-таки наш мир не без чудес. Хорошие слова хорошо и слушать. Однако поживем-увидим, что будет дальше, размышляли мы про себя. Наш лейтенант нам не понравился в своих действиях. Казалось, что с таким прытким на ноги командиром много не навоюешь. Боялись попасть в еще более дурацкое положение. Однако он был все-таки лейтенант и за его спиной можно было себя чувствовать безопаснее. Все-таки мы сбежали от передовой и нас начинала мучить совесть. Лошади в овраге мирно щипали траву, корова иногда позванивала колокольчиком, который висел у нее на шее. Над травой летали бабочки. А где-то далеко за оврагом шла неумолкаемая стрельба. Взрывы тяжелых бомб и снарядов сотрясали землю. Было неприятно созерцать мирную картину оврага и одновременно слушать взрывы бомб и сознавать, что там, где стреляют, недостает тебя. Чтобы осмотреться, лейтенант вылез из оврага. Стоило ему подняться наверх, как он неожиданно что-то закричал, замахал руками и упал.

Вслед за этим из-за оврага на бреющем полете выскочили два тонких и длинных как стрекозы немецких самолета. Они, не обращая внимания на машину, стали гоняться за лошадьми. Потом один из самолетов, пикируя чуть ли не до самой земли, сбросил на лошадь небольшую бомбу. Не попал. Лошадь, отбежав несколько метров, продолжала пастись. Самолет, набрав высоту, снова пошел в пике на лошадь. Зачем она ему была нужна? Я сидел на краю воронки и наблюдал, чем кончится охота самолета на лошадь. Пока самолет шел в пике и выходил из него, я быстро снял с плеча свою СВТ и выпустил в него всю обойму. Самолет сбросил бомбу и, выходя из пике, еще обстрелял кого-то. Лошадь прыгала на трех ногах. Одной передней ноги не было. Оторвало. Наконец летчику надоело гоняться за лошадьми. В следующий момент самолет стал пикировать на мою воронку. Сразу я даже не понял, что это касается меня. Уже в последний момент я быстро бросился на дно. Небольшая бомба взорвалась на краю воронки, оглушив и обдав меня землей. При выходе из пике, самолет обстрелял меня из пулемета. Было видно, как по отлогому краю воронки поднимались вверх и звонко щелкали фонтанчики земли, поднимаемые пулями. Так, пользуясь безнаказанностью, самолет спикировал несколько раз. Бомб он уже не бросал. И только при пикировании и выходе из пике обстреливал мою воронку из пулемета. Каждый раз мне приходилось плотно прижиматься то в одному краю воронки, то к другому. Пули били в противоположный край воронки, не задевая меня. Другой самолет летал по кругу и обстреливал из пулемета все, во что можно было попасть. Потом, игра с живыми и беззащитными мишенями летчикам надоела, они улетели также внезапно, как и появились. Не веря, что самолеты улетели окончательно, мы еще не решались выходить из своих убежищ. Первый расхрабрился лейтенант. Он встал на край оврага и крикнул:

- Отбой, улетели!

Ему- то сверху было видно, что они улетели. Убедившись, что самолетов действительно нет, мы, как перепуганные мыши, по одному стали собираться к машине. Все были живы и невредимы. Шумно обсудили хулиганские выходки немецких летчиков. Обругали их самыми страшными ругательствами и утешили себя тем, что это были недисциплинированные и неопытные мальчишки, с которых и спросить-то нечего. Что с них спросишь. И все-таки было радостно. Как немцы ни старались попасть в нас, а победителями остались мы. Стреляли, бомбили нас и ни в кого не попали. Вот был бы у нас хоть пулемет, мы бы им еще показали. "А то что?" -рассуждали мы. Машина тоже оказалась невредимой. Собственно, летчики почему-то сами ей не интересовались. Наверное и в самом деле летчики были хулиганы. Пугали нас, людей. Обсудив наше положение, решили заехать в одно из сел, где, по нашим предположениям, должен был находиться штаб армии. Сели в машину и без всяких приключений приехали в село. Село было большим. Я говорю "было" потому что сейчас его уже не было. Оно еще до нас было разрушено бомбами и теперь догорало. Некоторые дома уцелели. На каждом шагу попадались следы бомбежки: разрушения, пожары. Повсюду воронки от бомб или сожженные дома. Неубранные убитые обожженные тела красноармейцев и гражданских лиц. Всевозможный скот. Не дороге и в сгоревших сараях валялись с выпущенными кишками коровы, свиньи, овцы, лошади. В воздухе носился пряный запах жаренного и гари. Картина являла весьма печальный вид. Мне, человеку, раньше не видавшему подобного зрелища, сделалось немного страшновато, да еще черный и синий дым густо стелется вдоль земли. Сверху на людей падает пепел от горящих соломенных крыш. Между воронок от взрывов и разрушений в некрасивых и страшных позах валяются убитые и обгоревшие люди. Некоторые еще живы. Они ворочаются и стонут. К ним никто не подходит. Некому. Если кто остался в живых, то они заняты своим горем. Мы остановились прямо на дороге, не маскируясь и не зная, что нам делать. Мимо, через дорогу, прошли женщина и старик с лопатой. Женщина на руках несла маленького ребенка. Руками она крепко старалась прижимать его к своей груди, однако ей это не удавалось. Голова ребенка и его конечности безжизненно болтались, и она все время старалась их держать так, чтобы хоть внешне казалось, что ребенок не мертв. Кто-то из наших спросил их о чем-то. Однако они прошли мимо, ничего не ответив.

Возле уцелевшего дерева стояла обгорелая санитарная машина. Возле нее шевелился человек в красноармейской форме. Мы подошли. Из открытой дверцы приторно пахло жареным человеческим мясом.

На железном полу машины и на обгоревших носилках лежали скорченные тела. Кожа на них черная как уголь с длинными и широкими трещинами. Из глаз, носа, рта и ушей сочится пена. Страшно.

Шагах в 10 от машины лежал живой красноармеец. Это был раненый юноша лет 17. Одежда на нем обгорела, лицо бледно-серое и выражало оно безропотность и обреченность. Рядом лежала солдатская каска с водой. Кто-то пожалел, позаботился, наполнил каску водой.

Из разговора с раненым выяснилось, что санитарная машина везла его и еще несколько тяжелораненых в госпиталь. В этом селе они попали под сильную бомбежку, которая длилась несколько часов. Шофер и санитары были убиты. Машина загорелась. У красноармейца были перебиты обе ноги. Когда машина стала гореть, он на руках смог выползти и отползти подальше. Другие же были тяжело ранены и они все сгорели живыми. Впечатление было тяжелое. Кто-то неуместно спросил: