Елена Первушина - Быть сестрой милосердия. Женский лик войны

Там было много сестер, присланных Екатериной Александровной прямо из Одессы. В письме Эдиты Федоровны Раден, с припиской великой княгини, говорится, что великая княгиня желает, чтобы я ехала устроить новое отделение сестер в Бериславе. А вот что писал мне Н. Ив. Пирогов.

Привожу его письмо целиком:

«Почтеннейшая сестра Екатерина Михайловна! Военное начальство желает иметь сестер в различные госпитали южной армии. Великая княгиня решила послать 22 сестры только в следующие 4 госпиталя: в Вознесенск (5 сест.), в Тульчин (5), Новоодесск (5), в Одессу (7). Вы же писали, от 2 января, что есть много желающих вступить в общину. Этим нужно воспользоваться, и ее императорское высочество поручила мне написать вам, чтобы вы принимали сестер на следующих условиях.

Первый месяц они должны оставаться в своем платье и белье. Через месяц получают платье и белье общины. По крайней мере один год они должны оставаться на испытании без креста, занимаясь под руководством старших сестер в госпиталях и живя общиною.

Через год получают крест, а некоторые отличившиеся или же известные досконально своей ревностью, хорошим поведением, образованием и пр., – и прежде того. Желающие поступить из высшего сословия по влечению или по внутреннему призванию составляют, разумеется, исключение из этого правила. Так как трудно найти разом 22 надежных сестры для госпиталей, отдаленных от центра общины, то, очевидно, лучше снабдить их по крайней мере такими женщинами, которые – в случае неудачного выбора – не могли бы запятнать общину, не нося еще на себе ее высокого символа и не будучи еще, следовательно, настоящими сестрами. Наберите таких 10 или 12; остальные будут присланы в Москву из петербургской общины; набрав, оставьте их в екатеринославских госпиталях под надзором тамошней старшей сестры (которую хочет выслать Е. А. Хитрово; это, кажется, будет Башмакова), а сама отправьтесь, по вашему желанию, в Москву, где найдете и остальных 10 или 15 (которые будут посланы из Петербурга туда); повидавшись с вашими почтенными родственниками, отвезите этих 10 или 15 сестер опять в Екатеринослав, возьмите здесь и остальных 10, которые покуда приучатся к госпитальным занятиям, и развезите их в сказанные 4 госпиталя: Тульчин, Новоодесск, Одессу и Вознесенск, и поместите в них, следуя известным вам взглядам о цели и направлении общины. Это, кажется, будет сообразно вашему желанию: вы желали (в письме от 2 января ко мне) отдохнуть немного и повидаться с родственниками вашими в Москве, и вместе с тем побывать с сестрами и в других госпиталях. Ваша опытность, ваш справедливый и высокий взгляд на цель и направление общины служат залогом, что вы поставите и новые отделения на хорошую ногу и будете тем полезны ей; вы же можете определить и выбор старших сестер для этих отделений.

Займитесь этим делом с свойственной вам ревностью: вы видите, что обстоятельства требуют разделения общины на множество отделений, контроль которых делается все труднее и труднее; без содействия опытных и ревностных сестер, как вы, община легко может уклониться от предназначенной цели; итак, примитесь с Богом за дело, вам уже известное; результат будет тогда несомненный, только не оставайтесь долго в Москве.

В Екатеринославе вы верно еще дождетесь кн. Долгорукова, назначенного на место гр. Велигорского, и с ним можете также переговорить о делах общины; он человек благомыслящий и доброжелающий. Прощайте, храни вас Бог!

Вот во сколько разных мест меня вдруг посылают. Стоит о чем задуматься! Как решить? Но первое, что я решила, – это оставаться на месте. Хотя Николай Иванович и пишет: «…Вы поставите новые отделения на хорошую ногу», – но я находила, что и мое екатеринославское отделение очень прихрамывает, а браться за новые – куда страшно! К тому же в это время сестры начали болеть; три или четыре, не помню наверное, лежали в тифе. Итак, я решилась ждать с севера кн. Долгорукова, а с юга – доктора Тарасова, поговорить с ними хорошенько и тогда решить, что нужнее и что надо делать. Но пока я так рассуждала, по воле Господа все решилось иначе, к великому нашему горю!

Приехал кн. Долгоруков, был очень любезен, но ничего особенного и положительного от него я не узнала. Еще в 20-х числах января я получила письмо от сестры Медведевой, которая мне писала, что Ек. Алекс. не совсем здорова, но это меня еще не очень испугало; я все думала: она уже давно в сестрах, была при госпиталях, поэтому уже обтерпелась! Но в первых числах февраля я получила от В. И. Тарасова письмо, от 24 января, в котором он мне пишет, что Ек. Алекс. занемогла 12 января, что у нее тиф с поражением мозга; но он дает маленькую надежду, так как пишет, что она в этот день его узнала.

Но обманула нас эта надежда! Я сама в это время слегла в постель от крымской лихорадки и получила, не помню какого числа, в постели несчастное письмо, от 3 февраля, что 2-го, в день Сретения, Екатерина Александровна скончалась. Боже мой! За что Бог лишил общину такой примерной сестры милосердия, умной, воспитанной, доброй, снисходительной, истинной сестры милосердия! Больше я такой не встречала!

Я получила очень короткое письмо от Тарасова; они там все в отчаянии, а ее помощница, Елиз. Петр. Карцева, которая во время ее болезни управляла общиной, лежит в тифе, так что доктор Тарасов по необходимости остался во главе симферопольского отделения. Я ему писала в полной надежде, что Елиз. Петр. поправится; я находила, что она вполне может занять место Екатерины Александровны.

Совсем не помню, что я писала, но вижу по его ответу, что именно я ему писала о ней. Он же мне пишет, что на это будет мне отвечать откровенно и без затруднения. Отдав полную справедливость всем качествам сестры Карцевой, он пишет, что, несмотря на все ее достоинства, она не может и не хочет быть пастырем нашего стада… И кончает так: «Итак, с теплой верой в Бога и упованием на Его всемогущество и милосердие, принимайте тяжелый крест правления. Елизавета Петровна поправляется и просит вас тоже принять эту должность».

Прежде еще этого ответа я получила письмо от Николая Ивановича, такое письмо, какие он умеет писать и на которые ничего не возразишь, и приписку от великой княгини. Вот это письмо.

1856, 9 февраля С.-Петербург.

«Почтеннейшая сестра Екатерина Михайловна. Община, которая столь многим обязана вашему усердию, находится теперь, по смерти нашей незабвенной настоятельницы, опять без руководителя. Сестра Карцева, которая подавала столько надежд, также лежит больная в тифе.

Все, что нашими общими усилиями удалось ввести в общину для направления ее к высокой цели, может легко и невозвратно исчезнуть. Вы остались еще одна в настоящее время из всех, которая может поддержать истинное значение общины и руководить ею предположенным и известным вам путем.