Василий Песков - Полное собрание сочинений. Том 1. В соболином краю

На песчаной отмели следы верблюдов и тонкая чеканка джейраньих копыт. Чайки пытаются поймать что-то у самого берега… Все живое тянется к воде, и всем вода дарит жизнь.

У подножия одного из барханов палатка… Рыбаки. Осторожно подруливаем. «Клюет?» – «Да вот поймали малость». «Малостью» оказались тринадцать здоровенных сазанов, пять почти метровых сомят, толстые усачи. И это все за одну «зорю». Позже мы видели: на земснаряде ловят, прямо не вылезая из каюты. Леска – бечевка, грузило – гайка, удилище – палец. Бросают снасть в иллюминатор… Шум машины, ветер – все равно клюет. Клюет на хлеб, на маленького сазанчика клюет большой, на что угодно клюет. Много рыбы. Видно, по душе пришлась ей светлая вода.

Такое же буйство жизни на берегу: в огородах и вдоль арыков. В поселке Карамет-Нияз молодые тополя вымахали уже выше домов. Рядом с поселком – подсобное хозяйство. Арбузы, дыни, кукуруза, клевер, подсолнухи… все растет в краю солнца и плодородной земли. Дайте только воду. Видимо, чтобы удивить гостей, огородник-туркмен добыл где-то пружинные весы. «Взгляните-ка!». И правда, было чему дивиться. Арбуз весил двадцать восемь килограммов.

Воду вдоль канала расходуют пока экономно – тысячу гектаров отвели под бахчи и травы. Главное, скорее довести воду в Мары, напоить тучные земли Мургаба. Сто тысяч гектаров оросит амударьинская вода. Это миллион центнеров хлопка в год, новые огороды, сады, виноградники…

Обжитой, уютной выглядит «мокрая» часть канала. В полдень по обоим берегам темнеют отары овец. Пастухи с удивлением глядят, как ребята прямо с палубы землесоса бултыхаются в воду – необычное зрелище для Кара-Кумов. И слово «купаются» тут звучит очень странно. Впрочем, много новых слов приходится сейчас усваивать пастухам: пристань, мост, переправа, катер…

И у пастухов перемены. Вот сидят они на берегу. Спокойно ожидают, когда напьется отара. Представьте теперь эту тысячу овец у пустынного колодца. Целую ночь доставал бы пастух воду с тридцатиметровой глубины…

Поздним вечером наш катер садится на мель. Это уже край воды. Дальше начинается «сухой канал» – царство скреперов, бульдозеров…

Возвращаемся мимо плавучих машин, одевшихся в вечерние огни. А вот большое двухпалубное общежитие. По-морскому его тут зовут «брандвахта». В воде отражаются длинные ряды освещенных окон. На верхней палубе вздыхает песня, с нижнего мостика кто-то полощет белье. «Откуда это котенка приволокли?» – слышится удивленный голос, видно, комендантши. Обживается пустыня…

Без звука течет вода… И не поймешь, чего в ней больше, звезд или огней, зажженных людьми.

Очень богатый человек Юрка Тишкин. Это у него есть большой козлиный рог. Хороший рог! Три стеклянных банки песку всыпать можно. А если дунуть, из рога будто кто живой отзывается. Да что рог, шляпа какая у Юрки! Не панамка, а настоящая войлочная, рыжая от солнца. Тоже подарок отца, на охоту он в ней ходил.

Отца Юркина дядей Борей зовут, он подолгу не бывает дома. Зато вернется – то ежика принесет, то маленькую лисичку, сову…Целый день не уходил бы с Юркина двора.

А это уже совсем диковинный был подарок. Пришел дядя Боря усталый. Снял патронташ, ружье, попросил Юрку полить ему воды на руки. Потом сел на лавку.

– Ну, мелкота, айда ко мне. Что в этой корзинке?

– Наверное, опять дикобраз? – сказал сообразительный Мишка Антипов, тот самый, что целую минуту на голове стоять может.

– Нет, – сказал дядя Боря, – не дикобраз.

– А может, большая ящерица, как в прошлом году? – робко дотронулась до корзины Аннушка Речкина.

– Нет, Аннушка, и не ящерица.

Дядя Боря открыл корзинку. На дне, вытаращив темные глаза, калачиком лежал…

– Олененок! Олененок! – закричали ребятишки.

– Не олененок, – догадался. Юрка. – Это горная коза, а олени у нас не водятся.

Отец потрепал Юрку по голове:

– Это, ребятки, горный баран, архар. Только он маленький, зовите его архаренком, а имя можете придумать, какое захотите.

Назвали архаренка Петькой. Он жадно тянул молоко из бутылки, потом задремал на солнышке. Дядя Боря достал из мешка пятнистую шкуру большого зверя. И тут ребята узнали короткую Петькину судьбу.

Родился он недавно в долине горной речки. Мать кормила его молоком и учила бегать по скалам. Прыгнет с маленького обрыва, остановится и зовет сына. Архаренок дрожал от страха, но прыгал, и мать хвалила его, облизывая шершавым языком шерстку…

Однажды утром нагрянула беда. Прокрался в долину пятнистый барс.

Быстрые ноги у матери. Рванулась она бежать, да тут же остановилась. Разве оставит мать сына! «Беги, малыш, беги, как можешь, а я уж потом…» Желтой молнией метнулся барс. И не стало у архаренка матери…Через минуту прогремел дяди Борин выстрел.

Еще больше затрясся архаренок, увидев человека. Но человек оказался совсем нестрашным. Он погладил испуганного малыша и сказал: «Пропадет без матери, придется взять на воспитание». Так вот и появился у Юрки еще один отцовский подарок.

Теперь уже большим стал архаренок. Ест траву, морковку, хлеб есть. Бегает так, что не угонишься.

В углу двора ребятишки сделали ему постель. Натаскали сена и покрыли шкурой. Шкура вся словно в солнечных зайчиках, когда-то ее носил барс. Набегавшись, архаренок засыпает на мягкой постели.

Мы едем на охоту. Сначала на машине, потом, когда надо свернуть в пустынные пески, переваливаем поклажу на верблюда. Ружей с нами нет, нет и сетей, капканов, и петель тоже нет. Все оружие – две суковатые палки. Между тем предстоящая охота совсем не безопасна – едем ловить змей.

Мои спутники единодушно сомневаются в успехе: «Не то время. Вот весной, тогда да. А теперь разве что у старого городища, в щелях…» Охотники правы. Не то время. Весной, когда оттаивает земля, змеи на солнце «танцуют» брачные танцы. Весной их ловят десятками. А теперь разве выманишь кобру на раскаленный песок.

Впрочем, чем жарче климат, тем больше змей. Больше двадцати видов живет в Туркмении. Четыре из них очень ядовиты: кобра, эфа, гюрза, щитомордник… Укус – смерть. Именно эти змеи нас интересуют.

Вот, наконец, и «змеиное место». Заросший камышом ручей, развалины очень древних глиняных построек.

Один из охотников выразительно поднимает палец: «Есть!». У норы – вмятины змеиного следа. «Тощая ползла, – определяет Борис, – значит, вечером выйдет на охоту».

Отмечаем нору веточкой с клочком газеты и разбиваем палатку. Скорее, скорее под спасительный брезент. Кажется, еще немного – и мы свалимся от солнечного удара.