Дмитрий Лисейцев - Царь Иван IV Грозный

Но торжество Бельских оказалось недолгим. Недовольное их усилением боярство составило против них заговор. В начале января 1542 г. опальный князь Иван Шуйский со своими полками («собрав множество людей и приведя их к присяге») выступил к Москве, а его сторонники в столице тем временем взяли под арест князя Ивана Бельского и его сторонников. В числе последних оказался и митрополит Иоасаф, которого с митрополии прогнали «с великим бесчестием». Самого же князя Бельского сослали на Белоозеро, где в мае того же года он был убит по приказу Шуйских. Правда, тогда же умер и признанный вождь Шуйских, князь Иван Васильевич, но – свято место пусто не бывает – место покойника во главе боярского клана занял князь Андрей Михайлович Шуйский, по свидетельствам источников – человек крайне жестокий и корыстолюбивый.

Расправлялись Шуйские с любимцами Ивана IV и позднее. В сентябре 1543 г. они прямо на глазах у государя арестовали боярина Федора Семеновича Воронцова: «Перед великим князем и перед митрополитом в Столовой избе у великого князя на совете… изымаша… за то, что его великий государь жалует и бережет, биша его по ланитам и платье на нем ободраша, и хотеша его убити, и едва у них митрополит умоли от убивства. Они же сведоша его… с великим срамом, бьюще и пхающе на площади». Этот летописный рассказ полностью пересекается с описанием самого Ивана Грозного, очевидца творимого боярами беззакония: «Потом князь Андрей Шуйский со своими единомышленниками явились к нам в Столовую палату, неистовствуя, захватили на наших глазах нашего боярина Федора Семеновича Воронцова, обесчестили его, вытащили из палаты и хотели его убить. Тогда мы послали митрополита Макария… передать им, чтобы они его не убивали, и они, с неохотой послушавшись наших слов, сослали его в Кострому; при этом они оскорбляли митрополита, теснили его и разорвали на нем мантию… и толкали в спину наших бояр».

Жестокие расправы над соперниками и просто неугодными лицами, вершимые боярами от лица великого князя, – вот те впечатления, под влиянием которых формировался характер будущего самодержца. Но пока он мог лишь смотреть на происходящее, отводя душу в расправах над совсем уж беззащитными существами. К 12 годам у Ивана появилась полюбившаяся ему забава – сбрасывать собак и кошек «с стремнин высоких». Развитие у великого князя таких наклонностей должно было бы насторожить бояр, однако те, упиваясь властью и безнаказанностью, не обратили на это должного внимания. И совершенно напрасно.

Вскоре после инцидента с Федором Воронцовым 13-летний великий князь на полтора месяца покинул столицу, отправившись на богомолье в Троице-Сергиев монастырь, Волок Ламский и Можайск. По всей вероятности, во время этой поездки он немало думал о боярском своеволии и искал выхода из сложившейся ситуации. И выход был найден, причем в соответствии с теми правилами политической игры, которые ввели в московский обиход сами Шуйские.

29 декабря 1543 г. Иван Васильевич неожиданно распорядился схватить главу боярского правительства – боярина князя Андрея Михайловича Шуйского, «не мога того терпети, что бояре безчиние и самовольство чинят». Приказ великого князя выполнили псари, которые «князя Андрея Шуйского… взяша и убиша, влекуще к тюрмам». Трудно сказать, было ли убийство князя Шуйского совершено по прямому распоряжению Ивана Васильевича или же псари «переусердствовали», конвоируя недавно всесильного боярина в тюрьму. Так или иначе, но правительство Шуйских пало, представители этого боярского рода, не сумев организовать никакого сопротивления, отправились в ссылку (которую будут отбывать два года). В Москву тем временем возвращались жертвы прежних опал. Именно с этого момента бояре начали осознавать, что великий князь вступает в «совершенные лета», и не считаться с его волей становится опасным: «От тех мест начали боляре от государя страх имети». Иван IV сделал первые шаги к тому, чтобы заслужить от современников свое прозвание – «Грозный».

«Московские стрельцы». Художник С. Иванов

Сам великий князь Иван Васильевич позднее вспоминал, что самостоятельно править своим государством он начал с 15-летнего возраста (а этот рубеж он перешагнул в августе 1545 г.). По представлениям XVI столетия, совершеннолетие для юноши наступало именно в этом возрасте. Однако говорить о том, что с этого момента Иван IV превратился в самостоятельного правителя, разумеется, не приходится. На смену павшему правительству Шуйских пришла другая боярская группировка, лидером которой, по всей вероятности, был вернувшийся из опалы Федор Воронцов. С этого времени Иван все больше времени проводил в обществе сверстников, потехи которых становились все менее безобидными. Юный государь «по торжищам начал на конех ездити и всенародных человеков, мужей и жен, бити и грабити». Подобного рода забавы не вызывали осуждения у боярства, которые, напротив, предрекали: «Храбр будет сей царь и мужествен». Лишь немногие отваживались открыто выступать против нравов, царивших в окружении Ивана Васильевича. Его духовник, священник кремлевского Благовещенского собора Сильвестр настаивал на удалении из окружения своего духовного сына содомитов (содомским грехом на Руси именовали гомосексуализм). «Аще сотвориши, – писал Сильвестр, – искорениши злое се беззаконие прелюбодеяние, содомский грех и любовник отлучиши, без труда спасешися».

В те же годы Иван Грозный начинает получать, выражаясь современным языком, образование. Наставником и воспитателем великого князя стал сам митрополит Макарий, один из самых талантливых церковных писателей своей эпохи. Под его руководством Иван Васильевич получает богатейшие знания по церковной истории, в тонкостях изучает обрядовую сторону православного богослужения. Знания юного государя в этой области оказались настолько прочными, что впоследствии он сможет свободно, не опираясь на записи и книги, вести богословскую полемику с папским легатом, специально присланным в Москву убеждать русского царя в преимуществах католицизма перед православием. И выйдет из этой полемики победителем. Помимо богословия, Иван Грозный получил отличные познания в истории – как в отечественной, так и в зарубежной. Легкость, с которой он оперирует фактами, почерпнутыми из русского летописания, примеры из истории Иудейского царства, Древнего Рима или Византийской империи, приводимые им в переписке с князем Курбским, – все это указывает на то, что познания Ивана IV в области истории были весьма глубокими. Характер и интеллект приближающегося к рубежу совершеннолетия юного государя становились все тверже и острее, неся в себе опасное сочетание недюжинного ума и незаурядной жестокости.