Дмитрий Лисейцев - Царь Иван IV Грозный

Летом 1546 г. 15-летний государь выступил в свой первый военный поход с полками, стоявшими на Оке на случай вторжения татар. В Коломне в его присутствии завязалась стычка между служилыми людьми, были убитые. Иван заподозрил неладное и приказал провести следствие и выяснить, кто подбивал участников схватки на их поступок. Результатом стала новая чистка в составе правительства: недавний любимец государя, боярин Федор Воронцов, боярин князь Иван Кубенский, ранее бывший великокняжеским дворецким, были схвачены и обезглавлены у шатров Ивана IV. Пострадал и конюший Иван Петрович Челяднин, которого раздели донага и держали под арестом. Спасло его лишь то, что он «против государя встреч не говорил, а во всем себя виноват чинил» (иначе говоря, не оспаривал обвинений, демонстрируя полную покорность воле Ивана). Как видно, в результате летних казней 1546 г. пострадали представители разных боярских группировок – Челяднин, близкий некогда к правительству Елены Глинской, Кубенский, известный сторонник Шуйских, Воронцов, бывший фаворит самого Ивана, ранее отправленный Шуйскими в ссылку… Кто стоял за кулисами очередного правительственного переворота, сказать определенно мы не можем. Однако выиграли от случившегося представители княжеского рода Глинских – родня Ивана Грозного по матери. Со второй половины 1546 г. при дворе Ивана IV все более заметными и влиятельными фигурами становятся его родные дяди – князья Михаил и Юрий Глинские.

16 января 1547 г. в исторической судьбе Российской державы случилось одно из поворотных событий: в этот день произошло венчание Ивана IV на царство. Месяцем ранее великий князь поделился со своим наставником, митрополитом Макарием, мыслью о своем желании жениться. Митрополит это намерение одобрил, но предложил прежде венчаться на царство, т. е. принять царский титул. Церемония венчания происходила в Успенском соборе, где на голову Ивана IV была возложена старая регалия московских государей – шапка Мономаха. Предание связывало ее появление в России с именем одного из предков Ивана – византийского императора Константина IX Мономаха. И хотя история этой регалии была намного скромнее (в казне московских князей она упоминается лишь со времени Ивана Калиты), современники были убеждены в византийском происхождении «царского венца», который символически связывал Московскую державу с Древнерусским государством, а через него и с Византийской империей.

Обыкновенно говорят, что принятие Иваном Грозным царского титула поднимало авторитет Московского государства на международной арене. Вряд ли это так, ведь сам по себе царский титул не делал российского самодержца сильнее его соседей. Разумеется, титул «великий князь» в общеевропейской иерархии чинов соответствовал титулу герцога, царский же титул формально должен был соответствовать титулу императора и поставить московского государя на один уровень с правителями Священной Римской империи и Оттоманской порты. Однако прагматичные политики европейских государств не придавали к середине XVI в. большого значения титулам. Признавшие в 1554 г. за Иваном IV царский титул английские монархи, например, официально именовали себя королями Франции, что в принципе не меняло уже расстановки фигур на политической шахматной доске. Современники Ивана Грозного, влиятельные во Франции лотарингские герцоги из семьи де Гиз, носили титул королей Сицилии, Арагона и Иерусалима, что вовсе не делало их не только хозяевами, но даже и серьезными претендентами на эти земли. Что же касается стран, которые принятие Иваном Грозным царского титула действительно задевало (как, например, Польско-Литовское государство), то их правители упорно отказывались официально признавать за русским государем право именоваться царем. Они оспаривали даже право московских правителей называть себя «государями всея Руси» (резонно видя в этом притязание Рюриковичей на наследство Владимира Крестителя и Ярослава Мудрого, под властью которых некогда находились Малая и Белая Русь, в середине XVI в. принадлежавшие Великому княжеству Литовскому).

Под другим углом новый титул московского самодержца мог рассматриваться южными и восточными соседями Российского государства. С XIII в. на Руси царями называли ханов Золотой Орды, а после ее распада в XV в. – владык Казанского, Астраханского, Крымского и Сибирского ханств. Принятие Иваном IV царского титула, приравнивавшегося к титулам Чингисидов, предки которых более двух веков держали Русь под своей властью, могло трактоваться на востоке как притязание на равенство, если не как вызов. В условиях готовящегося похода на Казань новый царский титул Ивана Грозного приобретал особое, тревожное для восточного соседа звучание.

Шапка Мономаха

И, наконец, не следует упускать из виду еще одно существенное обстоятельство. Для русских людей XVI в. слово «царь» было не просто одним из титулов. По представлениям русских богословов и идеологов титул царя был божественен уже потому, что именно так в Библии именовались древние цари Израильские – Саул, Давид и Соломон. Именование московских государей царями ставило их в глазах русского человека в один ряд с этими персонажами священной истории. Не случайно в спорах с европейскими дипломатами российская сторона будет упорно отстаивать превосходство царского именования даже над титулом императора, объясняя, что титул «царь» взят из Священного Писания, тогда как слова «король» и «цесарь» суть лишь производные от человеческих имен (Карла Великого и Гая Юлия Цезаря). Более того, принятие русским самодержцем царского титула поднимало его в глазах подданных на совершенно недосягаемую высоту, выше которой мог быть лишь один Царь Небесный.

«В приказе московских времен». Художник С. Иванов

Иначе говоря, царский титул не столько укреплял авторитет московских государей на международной арене, сколько возвышал их над их собственными подданными. Новшества в титуле отлично вписывались в формирующуюся на Руси с конца XV в. теорию «Москва – Третий Рим» и подкреплялись претензией Ивана Грозного вести свою родословную от первого римского императора Октавиана Августа («от Августа-кесаря родством ведемся»).

Вскоре после венчания на царство Иван Грозный венчается вновь – 3 февраля 1547 г. он взял в жены Анастасию Романовну Захарьину-Юрьеву, девушку из знатного и заметного при дворе московских государей боярского рода. Родоначальником этого семейства считается служивший Ивану Калите Андрей Кобыла, согласно родословной легенде выехавший на службу из Прусской земли. От его младшего сына, Федора Кошки, пошел род бояр Кошкиных, представители которого к первой половине XVI в. стали именоваться Захарьиными-Юрьевыми. Считается, что невеста была лично выбрана молодым царем из большого количества претенденток, специально для этого привезенных в Москву. Не исключено, однако, что царские смотрины были устроены лишь для создания видимости, в то время как кандидатура будущей царицы уже была заранее избрана Иваном Васильевичем и одобрена его ближайшим окружением. Для Глинских молодая царица была довольно удобной кандидатурой: отец Анастасии умер четырьмя годами ранее (следовательно, не приходилось опасаться неизбежного влияния тестя на молодого царя). Правда, у Анастасии были родные братья – Даниил и Никита, но они были еще молоды, чтобы конкурировать с Глинскими. Младший из Романовичей, Никита, довольно долго оставался при дворе и в военных походах на вторых ролях (надо полагать, в силу юного возраста). В бояре он был пожалован уже после смерти сестры, царицы Анастасии. Но именно от него пошла та ветвь боярского рода, которая, приняв фамилию Романовы, унаследовала в 1613 г. российский престол (причем совсем не последнюю роль в решении судьбы царского венца сыграло родство Романовых с прежними царями через брак Ивана Грозного с Анастасией Романовной). Старший из братьев, Даниил, сразу после царской свадьбы получил чин дворецкого. В то же время наиболее почетный в боярской среде чин конюшего принадлежал дяде царя Ивана – князю Михаилу Васильевичу Глинскому.