Игорь Каберов - В прицеле свастика

— Это только говорят, товарищ майор, — сказал я, готовясь рассказать обо всем. Но Душин остановил меня:

— К сожалению, у нас мало времени, расскажете потом. А сейчас майор Новиков ознакомит вас с обстановкой, и вы получите новую задачу. Эта, думается, будет интересной.

Мы переглянулись. Новиков развернул на столе карту, посмотрел на нас и с едва заметной улыбкой произнес:

— Ну, вот и дождались, страдальцы. Теперь-то вам придется нажать на гашетки.

Он поистине сгусток энергии, хотя внешне это незаметно. Ростом невысок, в движениях нетороплив, говорит ровно, слушает внимательно, причем пытливо рассматривает собеседника своими угольно — черными глазами. Иные над смешным хохочут, что называется, до упаду, а он лишь мягко, скуповато улыбается, словно приберегает веселье до другого раза. Но уж если берется за дело, оно сразу сдвигается с места. А если рассердится… Я видел его в гневе; суров, беззвучен, брови — колючки, лицо побагровело, кавказская кровь кипит… Но это ненадолго. Гусейн отходчив, душа у него добрая, ум светлый.

Как он радуется сегодня! Наконец-то нам доверено трудное дело. Глаза Алиева прямо — таки засияли, когда он услышал об этом. Я не узнавал Гусейна. Слушая майора Новикова, он нетерпеливо поводил плечами и как-то по — детски подмаргивал мне и Соседину.

— цель — крупная вражеская мотомеханизированная колонна на дороге между Сабском и населенным пунктом Осьмино, — говорил командир. Он острием карандаша показал эти населенные пункты на карте. — Ваша задача — звеном истребителей нанести удар по колонне противника. На каждом самолете шесть реактивных снарядов плюс пулеметы. Так что ударить есть чем, — Майор обвел взглядом наши сияющие лица и сам улыбнулся. — Вопросов нет? Через десять минут вылет.

И вот мы уже у самолетов. Запускаем моторы, взлетаем.

Проходим Волосово. Справа полыхает большой пожар. Это горит село Ивановское. Впереди синеет лента реки Луги. Видна деревня Сабек. Где-то там, за ней, нам предстоит нанести удар по противнику. Еще несколько мгновений полета, и я отчетливо вижу вражескую колонну. Перестраиваю звено в правый пеленг и пикирую. Заметна нас, фашисты открывают ураганный огонь. Но уже поздно. Смертоносные снаряды РС сорвались с балок и, прочертив огненный след, ударили по машинам противника. Один за другим следуют взрывы, взметающие вверх вместе с землей обломки фашистской техники. В какой-то момент сверкнуло пламя, и густой черный дым потянулся над лесом. Стреляя из пулеметов, низко, почти на бреющем, пронеслись мы над вражеской колонной.

Наш первый настоящий боевой вылет, первый удар по противнику! Разворачиваю звено для повторного захода. Снова пикируем, снова летят наши снаряды, уничтожая технику врага. Пулеметные очереди косят фашистов. Противник огрызается — ведет зенитный огонь. В нескольких местах по ту и другую сторону от дороги горит лес. На шоссе полыхают подожженные нами машины. Местами дым застилает колонну. Мы проносимся сквозь эту дымовую завесу.

Неожиданно Соседин вырывается вперед и уходит вверх. Качнув машину с крыла на крыло, он пикирует. Алиев следует за ним. Что они там обнаружили? Ах вот в чем дело! В реке Сабе кто-то купается.

«А вдруг это наши?» — думаю я. Вражеская зенитная установка рассеивает мои сомнения. Снаряды рвутся перед самолетом Соседина. Я разворачиваюсь, чтобы атаковать зенитку, но Алиев упреждает меня. Он делает переворот и камнем бросается на орудие, едва не столкнувшись с моей машиной. Чтобы не мешать Алиеву, я следую за Сосединым. Он уже стреляет по купающимся. Те выскакивают из воды и бегут вдоль берега к зарослям ивняка. Человек десять устремляются в поле. Доворачиваю машину, даю по этой группе несколько очередей. На реке уже ни единой живой души. Напоследок мы с Сосединым еще раз проходим над «пляжем». На берегу видна брошенная одежда. Надевать ее, видимо, некому. Возле молчащей зенитки видны неподвижные тела четырех вражеских артиллеристов. Мы набираем высоту. Где же Гусейн? Будь радио на самолете, он, возможно, сообщил бы, что с ним...

Ветер относит дым от дороги. Снова видна автоколонна противника, Мы с Сосединым наносим по ней еще один удар. Перед нашими глазами возникает фейерверк трассирующих пуль.

Алиева по — прежнему нигде не видно. Может быть, он вынужден был возвратиться на аэродром? Но нет, и на аэродроме мы его не находим. Подробно докладываем командиру о выполнении задания и о том, как Алиев, выручая Соседина, подавил огонь фашистской зенитки. — Где же он?..

Только вечером стало известно, что какой-то самолет приземлился в восемнадцати километрах от нашего аэродрома, близ деревни Гостилицы. Рассказывали, что самолет этот вел тяжелый воздушный бой с фашистами и был сбит. На место его приземления немедленно выехали наши люди.

Вот что они услышали от очевидцев. На сравнительно небольшой высоте в сторону Ленинграда летели три вражеских штурмовика МЕ-110. В это время над лесом, дымя мотором, проходил наш «ястребок». Неожиданно он набрал высоту и преградил путь фашистским самолетам. В первые же мгновения боя ведущий «мессершмитт» вспыхнул и стал падать. Летчики покинули его и опускались на парашютах. Два других МЕ-110 яростно отстреливались от атакующего их «ястребка». Но вскоре один из них тоже задымил и круто пошел к земле. Он упал за деревней в лесной массив. Третий повернул обратно. Истребитель преследовал его. Он не стрелял, но, по — видимому, готовился ударить самолет противника по хвосту. И тут фашист открыл огонь. «Ястребок» начал падать. Потом он выровнялся, пошел на снижение в направлении деревни и скрылся за лесом. Прибежавшие туда колхозницы увидели, что самолет совершил посадку, не выпуская шасси, на крохотной лесной полянке. Летчик был мертв. Они немедленно сообщили о случившемся в Ленинград. Вскоре выяснилось, что фамилия погибшего летчика — Алиев. Гусейна и его самолет привезли на аэродром вечером. Но было еще светло, и все сразу обратили внимание на развороченный капот мотора и разбитые цилиндры двигателя. Друзья бережно сняли Гусейна с машины и положили на носилки. Открыв кабину, мы увидели разбитую приборную доску, залитые кровью осколки стекол на полу. Через некоторое время врач сообщил нам, что грудь Гусейна поразили тридцать осколков вражеского снаряда.