Игорь Минутко - Искушение учителя. Версия жизни и смерти Николая Рериха

— Думаю, что можно, — прошептал профессор.

— Саша, успокойся. — Ольга Павловна взяла руку мужа и осторожно погладила ее. — Он ужасно волнуется, — как бы извиняясь, продолжала она, обводя гостей встревоженным взглядом, — когда речь заходит о Шамбале.

— Вот! — победно воскликнул Константин Константинович, не услышав хозяйку дома. — Ваша работа, Александр Васильевич, имеет огромное оборонное значение. Оружие… Как его лучше назвать? Телепатическое оружие может стать решающим в великой битве пролетариата за покорение планеты. А если мы проникнем в Шамбалу, вступим в дружественный контакт с учеными, владеющими, как вы говорите, утраченными космическими знаниями… В Москве, дорогой профессор, есть мнение, что исследования такого характера, которые ведете вы…

— В полном объеме, увы, не веду! — вырвалось у Барченко.

— Именно, именно, Александр Васильевич! Ваши исследования должны полновесно, без ограничений финансироваться — или ОГПУ, или разведывательным управлением Красной армии. Однако, я думаю, лучше, если вы будете работать под крылом товарища Дзержинского в его ведомстве. Ведь Феликс Эдмундович возглавляет не только органы государственной безопасности — он еще председатель Совета народного хозяйства, а там сосредоточены основные финансовые средства страны.

— То есть вы, Константин Константинович, хотите сказать…

— Я хочу сказать… Вам предстоит переезд с семьей в Москву — для плодотворной работы на благо родины. Все условия, я говорю о быте, вам будут созданы. Не ужились в наркомате товарища Луначарского — у нас вам будет гораздо лучше. Уж поверьте мне на слово. Во-вторых, — Блюмкин поднялся из-за праздничного стола и прошелся по комнате. Он явно упивался своей властью. — Я убежден, что начать надо с письма товарищу Дзержинскому…

Из протокола допроса А. В. Барченко от 23 мая 1937 г.

— Товарищи, и прежде всего Константин Константинович Владимиров, заявили мне, что моя работа имеет настолько большое значение, что я должен доложить о ней правительству, председателю СНХ товарищу Дзержинскому. По их советуя написал Дзержинскому о своей работе.

— Так что же, Александр Васильевич, вы принимаете наше предложение?

— Да! Принимаю…

— А вы, Ольга Павловна, согласны с решением мужа?

— Я — как Саша. Лишь бы у него все сладилось.

— Прекрасно! Просто великолепно! Вот за это мы сейчас и выпьем, друзья! Почему пусты бокалы?

Блюмкин торжествовал. На профессора Барченко он делал большую ставку, имея в виду, естественно, свои интересы.

Дальше события развивались стремительно.

Письмо Дзержинскому Александр Васильевич написал в ту же предпраздничную ночь, под контролем товарища Владимирова, подсказавшего некоторые формулировки.

На следующее утро Яков Григорьевич Блюмкин с первым же поездом увез это судьбоносное письмо в столицу.

Прошли сутки, и профессор Барченко был приглашен на явочную чекистскую квартиру, которая разместилась в старинном доме с кариатидами на улице Красных Зорь. На тайной встрече присутствовали кроме мистического ученого Блюмкин-Владимиров и московский гость, заведующий секретным отделом ОГПУ Яков Самуилович Агранов.

Из протокола допроса А. В. Барченко от 27 декабря 1937 г.

— В беседе с Аграновым я подробно изложил ему теорию о существовании замкнутого научного коллектива в Центральной Азии и проект установления контактов с обладателями его тайн сначала посредством телепатической связи, а потом непосредственно, если в Тибет будет организована специальная экспедиция.

Беседа с мистическим ученым, продолжавшаяся несколько часов, произвела на Агранова ошеломляющее впечатление. Наверно, тогда Яков Самуилович впервые понял, правильнее, может быть, сказать — почувствовал, что оккультные знания, магия, Шамбала не досужие сказки и вымысел, а реальность, но только существующая в ином, далеко не всем доступном измерении.

После того как беседа вроде бы закончилась, возникло долгое молчание. Нарушил его товарищ Владимиров:

— Яков Самуилович, может быть, нам следует ускорить ход событий?

— Каким образом? — встрепенулся Агранов, выходя из своей неожиданной тяжкой задумчивости.

— Попросим Александра Васильевича написать еще одно письмо о своей работе с указанием конкретных дел и планов и адресовать его уже на коллегию ОГПУ. Ведь начальники всех отделов собираются каждую неделю…

— И очередное такое собрание, — перебил Агранов, — тридцать первого декабря, то есть через два дня. Письмо, если Александр Васильевич согласится его написать, мы доставим завтра, и тогда, товарищ Барченко, вам надлежит выехать в Москву послезавтра…

— Зачем?.. — изумился и испугался мистический ученый.

— Вы не догадываетесь? — усмехнулся Яков Самуилович.

Из протокола допроса А. В. Барченко от 27 декабря 1937 г.

— В Москве меня встретил Владимиров и сказал, что дела наши идут успешно. Мы отправились к Агранову, на его квартиру, находящуюся, как я помню, на одной из улиц, расположенных вблизи зданий ОГПУ. Точного адресе я в памяти не сохранил. Агранов сказал, что мое сообщение о замкнутом научном коллективе поставлено на сегодняшнее заседание коллегии ОГПУ. Это мое предложение — об установлении контактов с носителями тайн Шамбалы на Востоке — имеет шансы быть принятым, и в дальнейшем мне, по-видимому, придется держать в этом отношении деловую связь с членом коллегии ОГПУ Бокием.

Заседание коллегии состоялось поздно вечером. Все были сильно утомлены, слушали меня невнимательно. Торопились поскорее покончить с вопросами, спешили встретить Новый год дома. В результате при поддержке Бокия и Агранова нам удалось добиться в общем-то благоприятного решения: о том, чтобы поручить Бокию ознакомиться детально с содержанием моего проекта, и, если из него действительно можно извлечь какую-то пользу, сделать это.

Нет, не все начальники ОГПУ, присутствовавшие на том предновогоднем заседании коллегии ведомства Дзержинского (сам Феликс Эдмундович отсутствовал по болезни, что с ним в последнее время случалось часто), невнимательно слушали Александра Васильевича: он часто встречал взгляд смуглого сухощавого человека с сильными, резкими чертами лица, на котором глаза были средоточием напряженного внимания, интереса, некоего совпадения в понимании предмета, о котором идет речь. А когда, обосновывая идею своего проекта, мистический ученый сказал: «Контакт с Шамбалой способен вывести человечество из кровавого тупика и безумия той ожесточенной борьбы, в которой оно безнадежно тонет», — начальник спецотдела Глеб Иванович Бокий, а это был он, быстро и энергично кивнул: «Да, да! Именно так!..»

После окончания заседания коллегии ОГПУ Бокий подошел к профессору, представился и, отозвав в сторону, тихо сказал: