Валентин Лесков - Сталин и заговор Тухачевского

Этих последних Канарис очень ценил: они имели большой опыт в «обработке» нужных людей и добывании полезных сведений. Сомнера советские военнопленные считали прямо-таки «своим», так как он говорил на безупречном русском языке, знал все обычаи и мог поспорить с любым по вопросам марксизма, русской литературы и русского искусства. Да и Кестринг, будучи генералом, пожалуй, ни в чем ему не уступал.

А еще суд интересовал показ немцам советской военной техники, связи с лидерами троцкизма и правой оппозиции, деятельность, направленная на ослабление и подготовку поражения Красной Армии, сговор по поводу убийства или отстранения Ворошилова.

Каждый из подсудимых старался отделываться общими фразами. Ульрих, послушав, через некоторое время прерывал их, задавая всем один и тот же вопрос:

— Вы подтверждаете показания, которые давали на допросе в НКВД? Подсудимые, верные своей тактике, пытались начать витиеватые и длинные объяснения, уводящие куда-то в сторону. Тогда Ульрих вновь прерывал их:

— Вы не читайте лекций, а давайте показания.

Военные судьи слушали молча, но время от времени бросали реплики. Вопросы и ответы были такого рода:

Блюхер. Вы вели систематически работу по дискредитации авторитета Блюхера по заданию Гамарника?

Путна. Да, пытался дискредитировать вас.

Блюхер. В чем конкретно выражалась ваша подготовка поражения авиации в будущей войне?

Якир. Я вам толком не сумею сказать ничего, кроме того, что написано там в деле (Викторов. С. 248.)

(А что там было написано? Разумеется, опять молчание. — В.Л.)

В таких разговорах и прениях быстро прошло время. В 15.00 объявили перерыв на обед. Арестованных увели. Судьи стали совещаться. И вот тут-то возникает неясный момент. В чем он? Ежов и Ульрих вдруг отправились к Сталину докладывать! Хотя день суда еще не кончился! И докладывать, собственно, пока еще было не о чем!

Казалось бы, к чему спешить?! Только нечто чрезвычайное могло сорвать этих двоих с места и отправить вместо обеда к Сталину: якобы на доклад, а скорее всего за инструкциями, ввиду неожиданной ситуации. Правильно ли это предположение? На него буквально наталкивает один интересный эпизод, случайно дошедший до нас от того времени. Сообщил о нем И. Эренбург, очень известный в 1937 г. 46-летний писатель, имевший обширные связи: «Помню страшный день у Мейерхольда. Мы сидели и мирно разглядывали монографии Ренуара, когда к Всеволоду Эмильевичу пришел один из его друзей, комкор И.П. Белов.

Он был очень возбужден, не обращая внимания на то, что, кроме Мейерхольдов, в комнате Люба и я, начал рассказывать, как судили Тухачевского и других военных. Белов был членом Военной коллегии Верховного суда. «Они вот так сидели — напротив нас. Уборевич смотрел мне в глаза. Помню еще фразу Белова: „А завтра меня посадят на их место“.

Белова вскоре после этого арестовали». (И. Эренбург. Собрание сочинений. М., 1967, т. 9, с. 190.)

Почему арестовали, Эренбург не говорит. Но по другим источникам это известно. Его арестовали летом 1938 г. по обвинению в том, что он создал военно-эсеровскую антисоветскую организацию и установил связь с агентом английской разведки, что последней он продался еще в 1918 г. (А. Рыбчинский. Командарм Белов. — Расправа. С. 190.)

Есть всё основания думать, что военные члены суда, которых оппозиция засыпала письмами, предсказывая, что они сами кончат, как Тухачевский и его товарищи, если их не спасут, пытались сговориться между собой для общих действий — на предмет оправдания подсудимых — и предлагали процесс отложить или продлить, чтобы во всем тщательно разобраться. Произошел очень горячий спор между военными и Ежовым. При этом Белов прошелся по его адресу отборной бранью и обвинил в фальсификациях! (Вот почему он опасался, что его «завтра посадят»! Такого оскорбления злопамятный глава НКВД простить, конечно, не мог!) Его поддержали Блюхери Дыбенко, затем еще трое.

И когда в интриганской борьбе Ежов одолел, он после заседания Военной коллегии Верховного суда СССР, на котором Белов был осужден (29 июля 1938), прибыл к месту казни и лично присутствовал при расстреле своего врага, обходя осужденных и спрашивая: «Есть ли что сказать?» Белов с ненавистью ответил: «Теперь уже нечего».

Этому дружному выступлению судейских (факт совершенно неоспорим: за исключением двоих, все были казнены уже в 1938 г.!) не приходится удивляться! Ведь из числа этих судей пять (Блюхер, Дыбенко, Белов, Каширин, Алкснис, Горячев, — последний еще и близкий друг Уборевича!) принадлежали к кругу друзей Тухачевского.

Каждый из военных — тогда, как и ныне! — входил в какую-то группировку, которая обеспечивала его карьеру. Здесь ценились лояльность и верность. И ее укрепляли всеми силами: целенаправленным воспитанием, браками, совместными попойками, общими любовницами, обменом женами и т.п. Громадную роль имела массированная пропаганда, создававшая культики всевозможных военачальников, особенно героев Гражданской войны. Она показала себя очень действенной: ведь занимались ею специалисты своего дела, старые большевики, накопившие в этой сфере громадный опыт. С такой пропагандой, хитроумной и многоликой, не мог бороться даже и сам Сталин! Пропаганда действовала на всех командиров, от начальника отделения до командиров корпусов. Очень интересно посмотреть, как она преломлялась в сознании будущего маршала Г. Жукова, который проделал большой и трудный путь: в 1920 г. — командир взвода, в 1925 г. — командир полка, в 1932-1937 гг. — командир кавалерийской дивизии в Белорусском военном округе. Вот некоторые из его характеристик, рожденные, естественно, и личным опытом:

БЛЮХЕР: «Встреча с В.К. Блюхером была большим событием для всех бойцов и командиров полка. К нам его пригласил посмотреть учебно-воспитательную работу комдив Г.Д. Гай. Для полка это была большая честь». (Воспоминания и размышления. М., 1990, т. 1, с. 136.)

«Я был очарован душевностью этого человека. Бесстрашный боец с врагами Советской республики, легендарный герой, В.К. Блюхер был идеалом для многих. Не скрою, я всегда мечтал быть похожим на этого замечательного большевика, чудесного товарища и талантливого полководца». (С. 137.)

ПРИМАКОВ: «Плотный, среднего роста, с красивой шевелюрой, умными глазами и приятным лицом, В.М. Примаков сразу завоевал симпатии слушателей. Это был человек широко образованный. Говорил он коротко, четко излагая свои мысли». (С. 138.)

Д.А. ШМИДТ (комдив из округа Якира, бывший сторонник Троцкого): «Д.А. Шмидт — умница, свои мысли выражал кратко, но, к сожалению, не любил кропотливо работать». (С. 146.)

ТУХАЧЕВСКИЙ: «В суждениях М.Н. Тухачевского чувствовались большие знания и опыт руководства операциями крупного масштаба». (С. 112.)