Ги Бретон - Распутный век

Появился следующий куплет:

Посмотрите, вот лучший из королей,

Стоящий на коленях перед чудачкой,

Которую один экю сделал любовницей,

Как вы страстно тужитесь,

Чтобы привести в движение

Пружины ее древней машины.

Употребление возбуждающих средств было тогда привычным. Король сам охотно пользовался ими, чтобы завоевать благосклонность какой-нибудь строптивей дамы. Де Ришелье пишет: «Старому развратнику приходилось иметь дело со специально подобранными девушками. Похоть иногда вынуждала его прибегать к уверткам, чтобы соблазнить тех, которые были добродетельны или верны своим любовникам. Именно так он добился расположения некоторых знатных дам и покорил м-м де Сад. Он предложил ей чудесные пастилки, куда добавил порошок шпанских мух. Он сам съел их и дал своей подруге, доведя ее желание до бешенства. Она предалась удовольствиям, которые мы не беремся описывать. Король в конце своего правления позволил себе несколько раз подобное развлечение. Несколько придворных дам умерли от последствий этих постыдных оргий.

Позже во всех этих извращениях обвинили м-м дю Барри. Ее страсть к любовным утехам восхищала Людовика XV, и однажды он поделился с Ришелье:

— Я в восторге от вашей м-м дю Барри, это единственная женщина во Франции, которая знает секрет — как заставить меня забыть о моем шестидесятилетнем возрасте <���Это признание короля можно найти в книге частная жизнь маршала де Ришелье (1791).>.

Естественно, фаворитка не упустила случая воспользоваться огромной властью над любовником.

«Властью такой удивительной, — пишут современники, — какой никто из ее предшественниц не смог добиться, она быстро подчинила разум короля, и скипетр Людовика XV, до сих пор являвшийся игрушкой любви, тщеславия и жадности, стал в руках графини символом безумия».

Несчастному Людовику XV придется однажды дорого заплатить за это безумие — последствия его будут пагубны.

В то время как м-м до Барри завоевывала положение при дворе, герцог и Шуазель готовился пустить в ход свой козырь против фаворитки. В течение нескольких лет он готовил свадьбу дофина с великой герцогиней Мари-Антуанеттой, дочерью Мари-Терезы. Изначально этот союз преследовал лишь политическую цель — упрочить союз с Австрией; вспомним франко-австрийский договор, подписанный в 1756 году с благословения м-м де Помпадур, дорогого друга герцога. С появлением графини дю Барри это стало для де Шуазеля личным делом. Он рассчитывал на поддержку новой дофины: обязанная ему всем, она не сможет отказать. Герцог готовил сражение между женщинами, чтобы сохранить свое пошатнувшееся положение. Умело расставленные шпионы ежедневно доносили ему все: что м-м дю Барри говорила по его поводу, какими жалобами мучила короля. В любую минуту она могла добиться его отставки — он знал это.

Следует признать, что де Шуазель заслужил враждебность графини: не в силах простить ей, что она заняла место, предназначавшееся его сестре, м-м де Грамон, герцог оскорблял ее с помощью наемных памфлетистов. Последняя его выдумка была особенно зла — он оповестил весь Париж: м-м дю Барри учредила новый орден под покровительством святого Николя. Имя Николя мгновенно вызывало смех: в Париже был широко известен некий Николь, шарлатан, занимающийся лечением венерических болезней. Агентами Шуазеля сообщались всем желающим детали о правилах и условиях приема в орден: женщинам — переспать по крайней мере с десятью разными мужчинами и доказать, что трижды перенесли карантин па болезни. Что же касается мужчин, «поскольку м-м дю Барри примет лишь тех, кто переспал с ней самой, орден святого Николя станет многочисленнее ордена святого Людовика…». Придумали ордену и приличествующую эмблему — вышитый на груди огурец с двумя ярко выраженными утолщениями…

Эти непристойности забавляли простой народ и приводили в ужас графиню. Зная, откуда ведется атака, м-м дю Барри изо всех сил защищалась. Кто же из противников победит?.. Уверенный в великой герцогине, де Шуазель посчитал себя более сильным — и ошибся.

13 мая 1770 года, отправившись из Вены через Страсбург, Нанси и Шалон, юная Мари-Антуанетта прибыла в Компьень, где ее уже ждали Людовик XV и дофин. На опушке леса остановилась карета герцога де Шуазеля, ему первому в знак величайшего расположения позволено было ее приветствовать. Он с достоинством вышел из кареты и почтительно поклонился. Мари-Антуанетта, пятнадцатилетняя девочка-подросток, просунула в дверцу белокурую головку и улыбнулась герцогу.

— Мсье, я никогда не забуду, что вы осчастливили меня.

— И Францию, — галантно добавил Шуазель, на радость его в этот момент приятно было смотреть.

Теперь он мог снова сесть в свою карету, а Марн-Антуанетта, маленькая дофина, — месяц назад в Вене она вышла замуж по доверенности — опять любоваться через окно на пейзажи Иль-де-Франс.

Между тем в Компьене, пока дофин, чтобы убить время, ловил мух, Людовик XV ходил взад и вперед по залу. Ему не терпелось узнать, красива ли эта юная австрийка, которая войдет в его семью. Вошел Бурэ, секретарь кабинета, он принес обменный контракт, составленный на границе. С пылающим взором король спросил:

— Вы видели м-м дофину? Как она вам? У нее есть грудь?

— О, сир, у дофины очаровательное лицо и очень красивые глаза.

— Я говорю не об этом, — живо возразил король. — Я спрашиваю: есть у нее грудь?

Г-н Бурэ опустил глаза.

— Сир, я не осмелился смотреть туда.

— Вы невежа, — смеясь, заметил Людовик XV. — Это первое, на что смотрят у женщин.

Когда объявили о приезде Мари-Антуанетты, он поспешил к ней навстречу — и был восхищен. Самая очаровательная из самых юных дам спускалась из кареты: глаза, словно незабудки, живые, игривые, светло-пепельные волосы, тонкие черты лица, вполне уже развитая, высокая грудь — все вместе представляло очень аппетитное зрелище… Сделав несколько легких шагов, она опустилась перед королем на колени. Людовик XV, смущенный больше, чем того требовали условности, весь дрожа, поднял и поцеловал ее. Видя, как он разнервничался и покраснел, несведущий принял бы его за мужа…

А в это время дофин рассеянно, с удручающим безразличием взирал на очаровательную девушку, так приглянувшуюся его деду. Он все-таки подошел, в свою очередь, поцеловал ее и вдруг побледнел, а Мари-Антуанетта покраснела… Толпа зааплодировала. Эта прелестная дофина сразу же пришлась народу по душе. Уже стали повторять ее слова. В Страсбурге глава магистрата, желая ей понравиться, обратился к ней по-немецки, но она прервала его: